Читать книгу "Дело Живаго. Кремль, ЦРУ и битва за запрещенную книгу - Петра Куве"

Его обвинили в принадлежности к «антисоветской троцкистской террористической организации», которая готовила убийство Сталина, а также в шпионаже в пользу Японии; в Японии и Китае Пильняк побывал в 1927 году и написал о своем путешествии книгу «Корни японского солнца». Кроме того, в 1931 году он, с разрешения властей, провел полгода в Соединенных Штатах; он пересек всю страну в «форде» и недолго работал сценаристом на голливудской студии «Метро-Голдвин-Майер». В книге «О'кей! Американский роман» Пильняк довольно сурово осуждал американский образ жизни.

Пильняк «признался» во всем, но в последнем слове попросил «бумагу»[16], на которой он «напишет что-то полезное для советских людей». Судебное заседание продолжалось 15 минут, с 5:45 до 6 вечера 20 апреля 1938 года. Военная коллегия Верховного суда признала Пильняка виновным и приговорила к «высшей мере наказания». На следующий день, выражаясь зловещим языком того времени, приговор «привел в исполнение начальник 1-й особой секции 12-го отдела». Жена Пильняка провела 12 лет в лагере, а его сына вырастила бабушка, жившая в Грузии. Все произведения Пильняка[17]были изъяты из библиотек и книжных магазинов и уничтожены. В 1938–1939 годах, по данным Главлита, уничтожили 24138799 экземпляров «политически вредных» трудов и статей[18], «не обладающих совершенно никакой ценностью для советских читателей».

После ареста Пильняка и других писателей Пастернаки, как и многие обитатели Переделкина, жили в страхе. «Все это было ужасно[19], — вспоминала жена Пастернака Зинаида Николаевна, которая в то время была беременна их первым сыном, — и с минуты на минуту я ждала, что возьмут и Борю».

Даже после смерти Сталина ни один советский писатель не мог и помыслить о публикации за границей. Все прекрасно помнили о судьбе Пильняка. А начиная с 1929 года никто не нарушал неписаное, но железное правило, по которому издание за рубежом, не санкционированное свыше, было запрещено.

Слушая Пастернака, Д'Анджело вдруг понял, что его собеседник отвлекся. Чуковский, еще один сосед Пастернака по Переделкину, считал, что у того «своего рода сомнамбулизм»[20]— «он слушает, но не слышит», пребывая в мире собственных мыслей и подсчетов. Пастернак обладал непоколебимой уверенностью в своей гениальности и в нужности своего творчества. Он считал, что его произведения должно прочесть как можно больше людей. Он не сомневался в том, что «Доктор Живаго» — кульминация всей его жизни, самое сокровенное выражение его видения мира; роман, по его мнению, превосходил все написанные им за долгие годы стихи. Он называл роман «мое последнее счастье и безумие»[21].

Действие романа, одновременно эпического и автобиографического, вращается вокруг главного героя, врача и поэта Юрия Живаго, его искусства, его Любовей и потерь после революции 1917 года. После смерти родителей Живаго попадает в обеспеченную московскую интеллигентную семью. В благородном и просвещенном окружении он раскрывает в себе таланты к поэзии и врачеванию. Он оканчивает медицинский институт и женится на Тоне, дочери своих приемных родителей. Во время Первой мировой войны, служа в полевом госпитале на юге России, он встречает медсестру Лару Антипову и влюбляется в нее.

В 1917 году, вернувшись к жене и ребенку, Живаго застает изменившийся город. Москва под властью большевиков погружена в хаос революции, а ее жители голодают. Сгинул старый мир искусства, досуга и интеллектуальных размышлений. Первоначальное увлечение Живаго большевиками быстро сходит на нет. Спасаясь от голода и тифа, Живаго и его близкие едут на Урал, в Варыкино, где до революции находилось родовое имение. Поблизости, в городке Юрятин, живет Лара. Юрий и Лара снова встречаются. Муж Лары воюет в Красной армии. В Живаго вспыхивает прежняя страсть, но его мучает собственная неверность. Позже его берут в плен крестьяне-партизаны; им нужен врач. Вынужденный подчиниться, Живаго попадает в партизанский отряд и становится свидетелем многих зверств Гражданской войны, которые совершают и красные, и белые. В конце концов Живаго «дезертирует» из революционной схватки. Вернувшись в Юрятин, он узнает, что жена, ребенок и тесть, считая его погибшим, уехали в Москву, а затем покинули страну. Он съезжается с Ларой. Узнав о возможном аресте, влюбленные находят приют в глуши, в отрезанном от мира Барыкине. Именно там, вдали от всех, к Живаго возвращается муза, породившая взрыв поэзии. Завывание волков снаружи предвещает кончину их отношений. Близится конец войны; победа большевиков неизбежна. Влюбленным приходится расстаться навсегда. Лара уезжает на Дальний Восток. Живаго возвращается в Москву, где и умирает в 1929 году. После него остаются стихи, которые образуют последнюю главу романа. Стихи — творческое наследие Живаго и его жизненное кредо.

Иногда Живаго выступает в роли второго «я» для Пастернака. И герой, и писатель родом из утраченного прошлого, культурной среды московской интеллигенции. В советской литературе «старый мир», если о нем и вспоминали, принято было обливать презрением. Пастернак понимал, что советские издательские круги приведет в ужас враждебность романа по отношению к революции, его неприкрытая религиозность, явное равнодушие к требованиям социалистического реализма и нежелание преклонять колена перед Октябрьской революцией. Роман пестрел многочисленными «ересями». Особенно это было заметно во фразах и мыслях, передававших потрясение от неожиданного удара. «Зоологическое отступничество»[22]— так отозвался о «Докторе Живаго» кто-то из первых официальных критиков романа. Когда роман близился к завершению, сам Пастернак признавал, что революция в нем изображалась «вовсе не как торт с кремом, а именно так до сих пор было принято ее изображать». Он считал, что надо давать читать роман «на все стороны, вот кто ни попросит»[23], потому что в то, что «Доктора Живаго» когда-нибудь напечатают, он не верил.

Пастернак не думал опубликоваться на Западе, но к тому времени, как к нему на дачу приехал Д'Анджело, он пережил пять месяцев полного молчания со стороны «Гослитиздата», государственного издательства, куда он отнес роман. Два ведущих литературных журнала, «Знамя» и «Новый мир», которые, как надеялся Пастернак, напечатают хотя бы отрывки из «Доктора Живаго», также не отвечали. Д'Анджело приехал очень удачно; Пастернак, услышав столь неожиданное предложение, тут же загорелся. Живя в тоталитарном обществе, он много лет демонстрировал необычное бесстрашие — помогал многим заключенным, носил деньги и вещи родственникам тех, от кого почти все отвернулись, боясь «запачкаться». Он заступался за тех, кого обвиняли в политических преступлениях; отказывался подписывать коллективные письма, призывавшие казнить «врагов народа». Он не принимал конформизма многих собратьев-писателей. «Не кричите на меня[24], — ответил он на одном собрании после того, как его речь о том, что писателями нельзя командовать, начали перебивать. — Но если уж вам непременно нужно кричать, то, по крайней мере, не хором». Пастернак не испытывал необходимости приспосабливаться к политическим требованиям времени; он считал, что жертвовать художественными достоинствами — смертный грех по отношению к собственному гению.