Читать книгу "КлаТбище домашних жЫвотных - Стивен Кинг"

— Будет наш, моя радость.

— Ура! — закричала она так, что у Луиса зазвенело в ушах. И хотя временами Эйлин изрядно его раздражала, теперь он решил, что совсем не расстроится, если никогда в жизни не увидит Диснейуорлд в Орландо.

Он поставил машину перед сараем и заглушил двигатель.

Мотор пощелкивал, остывая. В предвечерней тишине, казавшейся невероятной после Чикаго и шума Стейт-стрит, пела птица.

— Наш дом, — тихо проговорила Рэйчел, не сводя взгляда с белого здания.

— Дом, — с довольным видом произнес Гейдж у нее на коленях.

Луис и Рэйчел переглянулись. В зеркале заднего вида глаза Эйлин расширились.

— Ты…

— Он…

— Что…

Они все заговорили одновременно, а потом рассмеялись. Гейдж не обращал на них внимания; он продолжал сосать палец. Он уже почти месяц назад научился говорить «ма» и пару раз пробовал произносить что-то похожее на «па-а», если Луис, конечно, не выдавал желаемое за действительное.

Но это — пусть даже случайно или из-за простого звукоподражания — было самое что ни на есть настоящее слово. Дом.

Луис взял сына с колен жены и крепко его обнял.

Так они приехали в Ладлоу.

2

В памяти Луиса Крида это мгновение навсегда запечатлелось исполненным волшебства и покоя — отчасти, наверное, потому, что оно и вправду было волшебным, но в основном потому, что вечер закончился совершенно безумно. В следующие три часа ни о каком волшебстве и покое не было и речи.

Ключи от дома Луис аккуратно (Луис Крид всегда был весьма обстоятельным и аккуратным) убрал в маленький плотный конверт и подписал его: «Дом в Ладлоу — ключи получены 29 июня». Он положил конверт в бардачок. Он был абсолютно в этом уверен. Но конверта там не оказалось.

Пока Луис искал ключи, чувствуя нарастающее раздражение, Рэйчел взяла Гейджа на руки и пошла следом за Эйлин к одинокому дереву посреди поля. Луис уже в третий раз шарил рукой под сиденьем, когда дочь завопила, а потом разревелась в голос.

— Луис! — крикнула Рэйчел. — Она поранилась!

Эйлин упала с качелей, сделанных из старой автопокрышки, и разбила коленку о камень. Ранка была неглубокой, но Эйлин вопила так, словно ей оторвали ногу, подумал Луис (да, немного цинично). Он поглядел на дом через дорогу, где в окнах гостиной горел свет.

— Хватит, Эйлин. Перестань, — сказал он. — А то соседи подумают, что здесь кого-то убивают.

— Но мне же бо-о-о-о-о-льно!

Поборов раздражение, Луис молча вернулся к микроавтобусу. Ключи исчезли, но аптечка по-прежнему лежала в бардачке. Он взял ее и пошел обратно. Эйлин увидела, что у него в руках, и завопила еще громче.

— Нет! Оно жжется! Я не хочу, чтобы жглось! Папа! Не надо…

— Эйлин, это всего лишь меркурохром, он не жжется…

— Будь большой девочкой, — сказала Рэйчел. — Это просто…

— Нет, нет, нет, нет…

— Прекрати! — вспылил Луис. — А то сейчас будет жечься на попе.

— Она устала, Лу, — тихо проговорила Рэйчел.

— Да, знакомое чувство. Подержи ей ногу.

Рэйчел опустила Гейджа на землю и держала ногу

Эйлин, пока Луис мазал ее меркурохромом, невзирая на истерические вопли дочери.

— Кто-то вышел на крыльцо. В том доме, через улицу, — сказала Рэйчел и подхватила на руки Гейджа, который уже пополз прочь по траве.

— Прекрасно, — пробормотал Луис.

— Лу, она просто…

— Устала, я знаю. — Он закрыл пузырек с меркурохромом и мрачно взглянул на дочь. — Вот. И вовсе не больно. Ну, сознавайся, Элли.

— Нет, больно! Больно! Бо-о-о…

Луису хотелось ее отшлепать, и он убрал руку за спину — от греха подальше.

— Нашел ключи? — спросила Рэйчел.

— Еще нет, — ответил Луис, закрывая аптечку и выпрямляясь. — Я…

Гейдж заорал. Он не хныкал, не плакал, а истошно кричал, извиваясь в руках у Рэйчел.

— Что с ним?! — воскликнула Рэйчел, тут же передавая сына Луису. Он подумал, что это один из тех плюсов, которые получаешь, выходя замуж за врача: всегда можно вручить ребенка мужу, когда с ребенком творится неладное. — Луис! Что…

Малыш орал, хватая себя за шею. Луис перевернул его и увидел, что сбоку на шее наливается белая шишка. А на лямке комбинезончика вяло копошилось что-то мохнатое с крыльями.

Эйлин, которая уже начала успокаиваться, опять закричала:

— Пчела! Пчела! ПЧЕЛА-А-А-А!

Она отскочила назад, споткнулась о тот же камень, о который разбила коленку, шлепнулась мягким местом на землю и снова расплакалась от боли, изумления и страха.

Я схожу с ума, удивленно подумал Луис. Ура-а-а-а!

— Сделай что-нибудь, Луис! Надо же что-то делать!

— Надо вытащить жало, — медленно проговорил кто-то у них за спиной. — В этом вся штука. Надо вытащить жало и приложить туда соду. Шишка быстро сойдет.

Человек говорил с новоанглийским акцентом, что поначалу усталый, растерянный разум Луиса вообще отказался перевести эту речь на нормальный язык: На-а-до вы-ы-тащить жа-а-ло и приложи-и-ть туда со-о-ду.

Он обернулся и увидел старика лет семидесяти — здорового и крепкого, одетого в комбинезон поверх синей хлопчатобумажной рубашки, распахнутый ворот которой открывал морщинистую шею. Лицо старика было загорелым, и он курил сигарету без фильтра. Пока Луис смотрел на него, старик затушил сигарету пальцами и аккуратно убрал в карман. Протянул руки и застенчиво улыбнулся — Луису сразу понравилась эта улыбка, а он был не из тех, кто легко заводит знакомства.

— Только не думайте, будто я учу вас делать вашу работу, док, — сказал он. Так Луис познакомился с Джадсоном Крэндаллом, которому следовало бы быть его отцом.

3

Крэндалл видел в окно, как они подъезжали, и пришел посмотреть, не нужна ли им помощь, когда ему показалось, что у них там, как он выразился, «стало чуток туговато».

Луис держал ребенка на руках, а Крэндалл подошел ближе, осмотрел шишку на шее Гейджа и протянул к нему скрюченную, пятнистую руку. Рэйчел открыла рот, пытаясь возразить — рука старика казалась ужасно корявой, и грубой, и почти такой же большой, как голова Гейджа, — но не успела сказать ни слова. Пальцы старика совершили уверенное движение, проворно и ловко, как пальцы фокусника, — и вот жало уже лежало у него на ладони.

— Большое, — заметил он. — На первый приз не потянет, но на второй — очень даже.

Луис расхохотался.

Крэндалл улыбнулся ему своей застенчивой, слегка кривоватой улыбкой и сказал: