Читать книгу "Путешествие на высоту 270 - Ахмад Дехкан"

Домой я возвращаюсь уже в полной темноте. На звонок дверь открывает Мустафа. Он ворчит обвиняюще:

– Мать ждала тебя – что ты так поздно?

– Отец еще не вернулся? – спрашиваю.

Он произносит «нет» таким странным голосом, точно горло полощет. Закрывает дверь и идет в дом следом за мной. В комнате Ройя в обледенелом окне ладошкой расчистила кружок, чтобы смотреть на улицу.

– Мать хотела меня за тобой посылать, – продолжает ворчать Мустафа. – Ты бы говорил ей, куда идешь, а то где я тебя буду искать в темноте?

Я украдкой показываю Ройе язык и отвечаю Мустафе:

– А ты только ворчать умеешь, да?

– Что ж, я вру, что ли? – продолжает Мустафа, но я больше не обращаю на него внимания. Отряхнувшись от снега, вхожу в комнату, Ройя бросается в мои объятья. Так, обнявшись, мы вместе садимся и смотрим, как мать читает намаз. Мать хмурится, косится на меня и, читая молитву, повышает голос:

– …кроме тех, на кого гневаются!..

Я прижимаю лицо Ройи к своему уху, и она морщится:

– Ух! Холодный!..

Встав на ноги, я подхожу к керосиновой печке посреди комнаты. Снимаю куртку и бросаю ее в угол. Учебник физики падает на пол. Меж тем вошел Мустафа и занялся своими уроками.

Мать завершает намаз словами «Салам алейкум ва рахматулла» и резко поворачивается ко мне:

– Если так поздно приходишь, хотя бы предупреждал! Я вся извелась…

С тех пор, как я вернулся с фронта, со мной все носятся как с писаной торбой. А мать прямо нянчится со мной, как с малышом. Улыбаясь, я сжимаю Ройю в объятиях:

– Привет, мама!

– Привет приветом, а где ты был?

– К друзьям заходил.

Мустафа хмурит брови:

– Предупредил бы – и заходи.

Я кладу голову Ройи себе на плечо и отвечаю:

– Решай знай задачки и не суй свой нос.

Мустафа ворчит что-то и листает тетрадку. Мать вновь поворачивается в сторону киблы и негромко повторяет: «Хвала Аллаху! Аллах преславный!» Ройя бежит за своей куклой, у которой не хватает одного глаза.

– Братец, давай поиграем!

– Сейчас не хочу, – отвечаю ей, – попозже.

Она садится верхом на мою ногу и сажает куклу на пол, выпрямляя ей ноги. Мать складывает молитвенный коврик, продолжая бормотать молитвы. Складывает и убирает свою молитвенную чадру. Садится возле самовара и наливает мне чаю.

– Так где ты был?

Тон ее смягчился. Она ставит чай возле моих ног и садится напротив. Мустафа, словно он ждал, пока мать закончит намаз, подходит к телевизору и включает его. Я смотрю на него осуждающе, но он притворяется, будто не видит моего взгляда. Лег животом на свой учебник и уставился в экран. Мать спрашивает его:

– Ты уроки делаешь или телевизор смотришь?

Мустафа на такие вопросы предпочитает не отвечать, и мать снова спрашивает меня:

– Так где ты был?

– Да говорю: зашел к ребятам.

Она недоверчиво смотрит на меня:

– И что они тебе сказали?

Я изображаю равнодушие и спокойствие.

– А они оба ушли на фронт.

– Кто это? Кто они такие? – спрашивает мать.

– Ты их не знаешь, – отвечаю я.

По телевизору показывают боевые действия и призывают народ вступать в ряды вооруженных сил. Картинка всё время меняется. Вот иракские солдаты с белым платком в знак капитуляции маршируют, выстроенные в колонну по одному, вот старик повязывает молодому солдату повязку на лоб, вот бесконечная колонна иранских добровольцев, а вот залпы орудий. Мать переключает канал.

– Зачем ты переключила?

По другой программе кошка и небольшая собака гоняются друг за другом и катаются кубарем, а чей-то голос рассказывает о дружбе кошек и собак. Мать опять переключает канал, и Мустафа протестует:

– Оставь уж тот, на этом ничего нет!

Я поднимаюсь, беру свой учебник физики и выхожу в другую комнату. Я должен ехать на фронт. За прошедшие два дня я решил это твердо.

Раздается звонок в дверь. Я слышу голос матери:

– Беги открывай, а то отец звонок оборвет.

Потом слышу, как Мустафа побежал открывать.

Я встаю и сажусь на корточки. Неожиданно включается телевизор, и мать вскрикивает:

– Убавь звук, дочка! Чего ты вдруг включила?

Слышен стук входной двери и крик Ройи:

– Папа! Папа пришел!

– Чертова метель! – ругается отец.

Я выхожу из комнаты. Отец размотал шарф и повесил его на вешалку.

– Привет, отец!

– Привет, дорогой, как твой экзамен? Сдал или нет?

Отец сегодня в настроении, иначе не спросил бы об экзамене. Я уверен, что он не знает, в какой именно день у меня экзамен. И спросил он лишь из благодушия и не ждет ответа.

– Сдал вроде неплохо! – отвечаю я.

– Учись, парень, учись, чтобы приняли в институт. – Отец снял пальто. – Не отставай от других, а то скажут: не взяли его, потому и на фронт ушел. Не стань таким как я: темным и неученым.

Отец потирает руки над керосиновой печкой. По телевизору передают новости, репортаж об отправке на фронт. Отец ставит ноги по бокам обогревателя и наклоняется над ним. Мать занята самоваром.

– Выпей чаю, – говорит она отцу, – согрейся.

Отец снял брюки, под ними его старые, потерявшие цвет кальсоны. Ройя не отрывает глаз от отца и ходит за ним как привязанная. Мустафа украдкой тоже следит за отцом. Отец сует руку в карман пальто и достает две шоколадки, одну отдает Ройе, а вторую кидает на учебник Мустафы. Мустафа подчеркнуто не берет ее, и отец говорит:

– Это тебе, возьми.

На экране диктор объявляет:

– Штаб экономического регулирования принял решение ввести купоны…

Отец и мать внимательно слушают, и отец поднимает руку, предупреждая нас всех молчать. Когда сообщение дочитывают до конца, отец шумно выдыхает, а мать ставит перед ним стакан с крепким чаем. Он берет стакан в обе ладони так, словно хочет согреться его небольшим теплом. Потом подносит стакан к губам и жалуется:

– Чертова поясница, по-прежнему болит!

Отец морщится. Зажмуривает глаза, а щеки его подтягиваются кверху. Потом он язвительно смеется, вспомнив о чем-то, и, поставив стакан с чаем, читает мне стихотворение:

– Возраст пятьдесят придет,

И вся силушка уйдет!

Он смеется, потом продолжает жаловаться:

– Я – всё: считай, вышел из строя. Чертова боль в спине всю жизнь мою забирает. То схватит, то отпустит: начинается под поясницей и идет вверх между лопаток.