Читать книгу "Последний незанятый мужчина - Синди Блейк"

— Ты хочешь сказать, что он на протяжении всего разговора так и не снял шлем?

— Ну, разговора не получилось. Как только стало ясно, что он не собирается снимать шлем, пришлось быть краткой. Неужели он думает, что на работе только и ждут, когда он пойдет на собеседование, и специально на этот случай приставили к нему хвоста? Короче, я предложила ему скорее бросать фирму и податься в телестриптизеры — знаешь, выходит такой весь в черной коже, а потом все снимает с себя, кроме шлема. Многим нравится. Но он почему-то не согласился. Ладно, спасибо, что за мной заехала. А то бы мне пришлось ловить такси, а мне что-то не хочется.

— Не беспокойся, мне все равно делать нечего. Вообще-то не очень хорошо, когда в воскресный вечер абсолютно нечего делать…

— А телевизор? Наверняка ведь что-то хорошее показывают!

— Ну да, по четвертому каналу опять повторяют «Элли Макбил» и «Скорую помощь». «Элли» я уже видела, а от крови и кишок меня наизнанку выворачивает.

— Да, что у них за мода пошла — в самое ходовое время гонять одни старые сериалы.

— И не говори, — вздохнула Джессика. — Ты хоть вчера на свидание сходила.

— Ну вот, спасибо что напомнила, — усмехнулась Джорджи. — Хотя тут не смеяться, а плакать надо. Это был полный кошмар.

— Джорджи, а когда нам с тобой будет по шестьдесят, мы все так же будем жить в одной квартире и смотреть старые передачи? Может, с нами что-то не так, а, Джорджи?

— Сама об этом думаю. Но нет, вряд ли. Скорее, что-то не так с мужчинами. И в таком случае остается только одно: стать лесбиянками. Но тут есть два «но»: во-первых, мне не нравятся девушки, а во-вторых, даже если бы и нравились, как ты себе представляешь — каково это будет, если тебя бросит девица? С мужчинами понятно: если роман не удался, ты всегда можешь сказать себе: все мужчины — дураки. Их эмоциональный ай-кью равен нулю. Про женщин такого не скажешь. Нет, лесбийская любовь исключается, и мы возвращаемся на исходную позицию. Да, похоже на то, что после шестидесяти мы с тобой будем сидеть у телевизора и смотреть старые сериалы. Надеюсь, Бенни Хилла тогда еще будут крутить.

— Мне мама звонила, — сказала Джессика. Она взяла у Джорджи бокал, отпила и скривила губы: — У нее для меня очередной беспроигрышный вариант. Агент по недвижимости. Я с ним встретилась.

— Ну и?

— Помнишь Тима Парка?

— Угу.

— Ну так он еще хуже, чем Тим Парк.

— Не может быть!

— Может. — Джессика убежденно кивнула.

— Тогда скажи своей маме, пусть она сама с ним встречается.

— А что? Это идея.

— Кто о чем, а Джоанна все о своем. Ну ладно, забудь о ней. Как была курицей, так курицей и останется. Пошли, — Джорджи встала, — поедем-ка лучше домой. Конечно, если ты не хочешь приколоться напоследок, раз уж мы сюда попали. Видишь того мужика с бритой головой и в татуировке? Он на тебя глаз положил, обрати внимание. Я не стану мешать высоким чувствам. Глянь, как он на тебя смотрит.

Джорджи помахала ему рукой, указала на Джессику и улыбнулась.

— Джорджи! — возмутилась Джессика, но та уже пробиралась к выходу. Джессике ничего не оставалось делать, как последовать за ней.

Хорошо, что у меня такая родственница, думала она, догоняя Джорджи. Редко бывает, чтобы сводные сестры так дружили, как мы. Думаю, даже родные сестры так не дружат. Только почему я все время чувствую себя младшей, хотя мы ровесницы? Кто велел мне исполнять при ней роль личного шофера? И почему она позволяет себе называть мою мать курицей, а стоит мне сколько-нибудь непочтительно отозваться о ее отце, она сразу же вскидывается?

Усевшись на водительское место, Джессика подумала: а ведь ничего нельзя изменить. У них с Джорджи с детства установился определенный канон поведения: Джорджи всегда за старшую, она — лидер, а Джессика при ней вроде младшей сестрички, которая послушно идет, куда скажут. Если человек, который все время рядом с тобой, не дает тебе взрослеть, как можно почувствовать себя взрослой?

Джорджи принялась шарить по приборной доске. Так, сейчас включится поп-музыка, которую Джессика терпеть не может. Авторадио всегда было поводом для раздоров, но победителем неизменно выходила Джорджи. Джессика всегда уступала, потому что музыка дала повод для той жуткой ссоры, о которой даже вспомнить страшно. Это случилось двадцать лет назад, в один из воскресных дней, когда отец Джорджи поставил пластинку кантри, а мать Джессики обозвала его мужланом.

Скандал поднялся страшный. Он начался вскоре после завтрака и продолжался до вечера. Нет, это невозможно, думала Джессика. Зачем тогда они поженились, если так ненавидят друг друга? Она убежала на чердак и залезла под старую железную кровать, чтобы не слышать их крика. Такова была ее первоначальная цель — спрятаться, чтобы ничего не видеть и не слышать. Но чем дольше она лежала под кроватью, тем меньше ей хотелось оттуда вылезать. Однако время шло, и она стала представлять себе, как мама спохватится, куда это пропала ее дочка, и станет ее искать. «Я здесь, я здесь! — хотелось ей крикнуть. — Я понимаю, что в тринадцать лет уже не играют в прятки. Но все равно — ищите меня скорей!» Но никто не шел ее искать. Никто даже не заметил, что она пропала! Кажется, прошли долгие часы, прежде чем она услышала на лестнице чьи-то шаги.

— Я здесь, — сказала она, выглядывая из-под кровати.

— Так я и знала. — Джорджи села на дощатый пол. — Здесь удобней всего прятаться.

— А, это ты, — разочарованно протянула Джессика и замерла, высунувшись по пояс.

— Они уже перестали ругаться. Твоя мама села в машину и куда-то уехала, мой папа укатил в противоположном направлении. Так что мы тут одни. Хочешь посмотреть телик? Или давай кричать друг на друга, как они.

— Нет уж, спасибо.

— Слушай, Джессика. Они все время заняты своими делами. Им на нас наплевать — подумаешь, две пигалицы. Мы для них не представляем никакого интереса. Давай перестанем обращать на них внимание, лучше подумаем о себе. Мы с тобой в одинаковом положении. Мне все это так же не нравится, как и тебе. Давай придумаем, что нам делать.

— Сбежать от них?

— Нет, это не выход. Тогда мы станем бродяжками, попадем к маньякам и всякое такое. Давай лучше запишемся в интернат.

— Но ты ведь со своей мамой и так всю неделю живешь в Лондоне. Тебе-то зачем?

— Ты не видела ее приятеля…

— Интернат, говоришь?

Джессика в конце концов выползла из убежища и села возле кровати. Джорджи выжидающе смотрела на нее. Это было так необычно. Джессика была польщена таким вниманием. Раньше Джорджи, напротив, всем своим видом выражала полное безразличие к сводной сестре, и это было неприятно. Когда их познакомили, примерно год назад, Джорджи пожала Джессике руку, бросила: «Привет», а потом повернулась к отцу и спросила, что будет на обед. С тех пор они не стали ближе. Джессика понимала, что Джорджи делает это не из ненависти: она просто полагает, что Джессика не стоит ее внимания. И вдруг Джорджи заговорила об интернате — о том, чтобы пойти туда вместе. Такой резкий поворот заставил Джессику забыть о матери — теперь она потянулась к Джорджи.