Читать книгу "Вампиры - дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев - Ирина Молчанова"

В мысли то и дело врывалась музыка, звучавшая где- то вдалеке, зло пели на немецком. Сам того не желая, Вильям стал прислушиваться.

Ты живешь только для меня,

Я украшаю твое лицо орденами,

Ты принадлежишь мне целиком и полностью,

Ты любишь меня, потому что

я тебя не люблю!

Твои кровоточащие раны приносят мне душевный покой,

Страсть пробуждается в тебе даже от маленького пореза,

Тело совершенно изуродовано,

Не важно; если нравится,

то дозволено все!

Я делаю тебе больно,

И мне не жаль!

И тебе от этого хорошо

Слышите крики…[4]

И тут, справа от себя, он увидел ее. Она лежала на гранитных парапетах, одетая, как и прежде, во все черное. Голова девушки покоилась на двух толстых книгах: Ницше «Утренняя заря, или мысли о моральных предрассудках» и Роберт Пирсиг «Дзен и искусство ухода за мотоциклом». Третью — «Капитал» Маркса — она держала перед собой. В левой руке девушка сжимала большой бумажный стакан, судя по острому аромату, с кофе. В уши были вставлены наушники, откуда доносилось:

Укусы, пинки, жестокие удары,

Гвозди, клещи и тупые зубья пилы,

Чего бы тебе ни хотелось,

я не скажу «нет»,

И впускаю в тебя грызунов[5].

Я делаю тебе больно,

И мне не жаль,

И тебе от этого хорошо,

Слышите крики?!

Ты — корабль, я — капитан.

Куда лежит наш путь?

Я вижу в зеркале твое отражение.

Ты любишь меня, потому что

я тебя не люблю…

Вильям замер, от ярости перехватило дыхание. Он разглядывал безмятежное бледное лицо со светлыми зелеными глазами, борясь с желанием слегка подтолкнуть девицу, чтобы та свалилась в реку. Сам удивлялся, как ему удалось вчера совладать с собой и не убить девчонку на месте. Ее пренебрежительное «Изыди», «Я что, непонятно выразилась?» подействовали как ксеноновый душ — до странного парализующе.

Но вот теперь она лежала перед ним абсолютно одна, беззащитная и слабая в своем неустойчивом положении. И кому в здравом уме взбрело бы в голову лежать на парапетах?

На тонкой белой шейке девушки учащенно бился пульс, густые черные ресницы подрагивали, а ряд белоснежных зубов покусывал нежно-розовые губы. Черноволосая выглядела возбужденной.

Вильям задумчиво приподнял брови. Он никогда не задумывался, что «Капитал» Маркса может кого-то настолько взволновать. Сердце ее стучало: тук-тук-тук-так, язычок скользил по губам, и молодой человек к своему ужасу понял, что вид распростертой мерзавки его заводит.

Тогда он решился заговорить с ней:

— Что читаешь?

Она подняла на него глаза.

— A-а, это ты, красивая мордашка. — Лучистый летней зеленью взгляд вернулся к книге.

Вильям с минуту думал, что она о нем уже забыла, но ошибся, девушка, не глядя, насмешливо спросила:

— Не привык к отказам?

Он хмыкнул и в свою очередь поинтересовался:

— Как тебя зовут?

— Бесс, — спокойно ответила она.

Молодой человек напряженно взирал на нее, не веря своим ушам, а потом, поняв, что она не собирается ничего добавить, шумно выдохнул:

— Как это бес? Откуда ты знаешь?

Девушка удостоила его ленивым взглядом, уточнив:

— Откуда знаю, как меня зовут? Ну как бы тебе объяснить… наверное, догадалась.

— Это имя такое?

— Лиза, — нехотя разъяснила она и, видимо, приняв его совсем за дурака, окончательно разжевала: — Элизабет, Бесс.

— Как-то не по-русски, — пробормотал Вильям, коря себя за глупое удивление. Сказывались события последних месяцев: Тартарус, старейшины, Создатель, Лайонел, Катя и конечно ее бес. Девушка утверждала, что старейшины ошиблись. Она была в этом убеждена, и ее сомнения передались всем остальным.

С одной стороны, кто как не бес мог так легко завладеть ледяным сердцем его дьявольски неприступного брата? С другой стороны, Катя являлась нежной, трогательной и невинной девочкой с дождливо-серыми глазами и огненными волосами — рядом с ней приятно было чувствовать себя сильным мужчиной. Рядом с ней казалось, будто живешь заново. Возможно ли чувствовать себя так с бесом?

— Меня назвали в честь моей прабабушки, она была англичанкой, — неожиданно объяснила Лиза. — Ее дочь связалась с русским, выскочила замуж и уехала в Россию. У них родился сын, а у него с женой — я.

— Смотрю ты не сильно скрытная.

— «Скрытность — прибежище слабых», — бросила она, шумно отпивая из трубочки кофе.

— Вильям, — представился молодой человек.

— А, ну это конечно исконно русское имя. — И она засмеялась.

Ему все нравилось, он смотрел на ее молочно-белую шею с пульсирующей венкой, приоткрытый хорошенький ротик, и его посещали самые что ни на есть эротические фантазии. Нет, до Кати, которая некогда вызывала у него приступы сумасшедшей нежности, этой дикарке было далеко. Она возрождала лишь животный инстинкт, чистую похоть.

— И тогда он сам изумил себя, спросив:

— Хочешь развлечься?

Лиза лукаво посмотрела на него, в ее голосе проскользнули нотки снисходительности:

— Может быть. — Она захлопнула книгу, села, свесив ноги в длинных черных сапогах.

Некоторое время она изучала его, затем положила Маркса на другие книги, жадно впилась в трубочку, сделала несколько больших глотков ароматной жидкости и полюбопытствовала:

— Поведешь в кафе?

Вильям несколько растерялся. К такой напористой откровенности со стороны женщин он не привык. Те играли, кокетничали, упирались, а эта вела себя так, словно предложи он ей быструю утеху прямо тут, ее это ничуть не удивило бы и не смутило.

— А как тебе нравится развлекаться?

Спросил и увидел, что из ясных зеленых глаз исчез интерес. Точно огонек погас. Девушка спрыгнула на каменные плиты тротуара, взяла книги.

— Скучища, — проронила она и, не прощаясь, пошла на другую сторону дороги.

Вильям пораженно смотрел ей вслед, не понимая, что именно сказал не так. Долго размышлять не стал, бросился за ней.

Догнал, пошел рядом, подстраиваясь под ее быстрый шаг.

— Хочешь в кафе — пошли, — сказал молодой человек.

— Ты предложил развлечься, — напомнила она, — но судя по тому, что даже кафе придумала я, ты вообще ни на что не годен.