Читать книгу "Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь - Сара Дюнан"

Молодой кардинал порадовался, что тени скрывают его лицо, на котором при свете дня можно было прочесть слишком многое. Эмблемой на гербе Борджиа был бык, но все знали, что членам этой семьи свойственна хитрость лисы.

– Что ж, я уважаю твое стремление к добродетели. – Родриго Борджиа подался вперед и мягко положил руку на колено молодого человека. – Она сослужит тебе хорошую службу, когда ты приблизишься к Богу. – Он немного помолчал. – Как ни горько признавать, сейчас, во времена сильной коррупции, Италия не выживет без папы, который умерит аппетиты рыскающих вокруг волков.

Пальцы у него были тонкие, изящные, с аккуратно подстриженными ногтями, и молодой кардинал неожиданно задумался о том, что за женщина делит нынче ложе с вице-канцлером. Говорят, настоящая красавица: едва ли старше его собственной дочери, молочно-белая кожа, золотистые волосы. Досадно, что красота должна мириться с таким убожеством, но когда мужчина обладает властью, его внешность уже не так важна.

– Вице-канцлер, если вы хотите заручиться моей поддержкой в голосовании…

– Я? Да что ты, нет! Подобно тебе, я лишь хочу служить Господу в нашей святой церкви. – Глаза старика сверкнули. Говорят, ярость делла Ровере способна поджарить мясо, и все же улыбка Борджиа вселяла куда больший страх. – Нет. Если я и выдвинул свою кандидатуру, то лишь из боязни, что папский престол отойдет в руки недостойнее даже моих.

Джованни смотрел на него, поражаясь, как Родриго Борджиа может столь откровенно лгать, одновременно производя впечатление чистосердечного человека. В чем его секрет? В течение последних нескольких дней ему довелось видеть его за работой, и он обратил внимание, как ловко вице-канцлеру удается избегать острых углов в общении с другими кардиналами, как он первым спешит на помощь своим старшим коллегам, а во время переговоров замолкает, если разговор пошел не в то русло. Бывало, молодой человек заходил в туалет, и голоса тут же стихали. И почти всегда там присутствовал вице-канцлер. Он добродушно кивал и похлопывал себя по огромному животу, а мужское достоинство безжизненно висело в его руке. Выглядел он при этом так, будто ничем более естественным кардинал в присутствии своих коллег заниматься и не может.

Казалось, дневной зной высосал из кельи последний воздух.

– Пресвятая Дева Мария! Нужно проявлять осторожность, иначе мы медленно сваримся тут заживо, словно святой Кирин. – Родриго театрально помахал на лицо, а после извлек из глубин своего одеяния стеклянную бутылочку с замысловатой серебряной крышкой. – Попробуй, станет легче.

– Нет, нет, спасибо.

Он макнул палец в бутылочку и щедро помазал себя какой-то жидкостью. Молодой человек уловил аромат жасмина и сразу вспомнил, что уже не раз за последние дни ощущал его – и некоторые другие запахи – то тут, то там. Неужели кардиналы, подобно своре собак, специально орошают себя ароматом, чтобы как-то выделяться?

Кардинал убрал бутылочку и встал, собираясь уходить, но остановился, словно неожиданно передумал.

– Джованни, мне кажется, ты, как достойный сын своего отца, не можешь не понимать, что здесь происходит. Поэтому я скажу тебе кое-что по секрету. – Он доверительно наклонился прямо к лицу молодого человека. – Не беспокойся. Воспринимай это как дань моего уважения к твоей семье – совет как действовать, когда воздух пахнет хуже зловонного сыра. Делла Ровере не победит на выборах, каким бы вероятным это ни казалось.

– Откуда вы знаете? – быстро спросил молодой человек. Удивление – а может, и удовольствие от лестных слов – пересилило его обычное желание отмолчаться.

– Я знаю, потому что подсчитывал голоса, а кроме того, мне удалось заглянуть в сердца голосовавших. – Борджиа улыбнулся, но уже совсем не радостно. – На следующих выборах делла Ровере обойдет Сфорцу и соберет еще больше голосов, но для победы их будет все равно недостаточно. После этого Асканио Сфорца, который, в общем-то, мог бы стать неплохим папой, несмотря на то, что благоволил бы Милану в большей степени, чем Флоренции, начнет паниковать. И на это у него есть все основания. Ведь делла Ровере на папском престоле будет покровительствовать кому угодно, лишь бы тот щедро платил. А деньги, которые он использует, чтобы достичь своей цели, даже не его собственные. Ты знаешь, откуда они? Франция! Только представь! Итальянский кардинал продался Франции! Уверен, ты уже наслышан об этом. Должно быть, ты подумал, что все это гнусная клевета? Но не забывай, в Риме в слухах больше правды, чем лжи. – Старик многозначительно вздохнул. – Несомненно, это обернется сущим кошмаром! Власть чужестранцев в папском дворце! Чтобы не допустить такого поворота, Асканио Сфорца обратился ко мне. – Он немного помолчал, давая собеседнику возможность осознать его слова. – Ведь в данный момент я единственный человек, который может не допустить катастрофы.

– Обратился к вам? Но… – Юноша осекся, вспомнив наставления отца пользоваться чаще ушами, чем языком. – Но я думал…

– Что ты думал? Что папа Борха тоже будет чужестранцем? – спросил Родриго, намеренно произнося свое имя на испанский манер. – Человеком, который станет покровительствовать только своей семье, а поддержкой баловать Испанию в ущерб Италии? – Его глаза на миг сверкнули гневом, который он был не в силах скрыть. – Скажи, а станет ли папа из рода Медичи меньше заботиться об интересах святой церкви только потому, что любит свою семью и прибыл из Флоренции?

– Кардинал Борджиа, я вовсе не хотел…

– Обидеть меня? О нет! Ты и не обидел. Сильные мира сего должны открыто говорить друг с другом. Иного я и не жду.

Он улыбнулся, хорошо понимая, что своими словами обидел молодого человека сам.

– Да, я из рода Борджиа. И с детьми своими я говорю на нашем родном языке. Но при этом я не меньший итальянец, чем те, кто запускает руки во французскую казну! Если папская тиара продается – а Бог свидетель, не я начал эту торговлю, – то пусть она хотя бы останется на этой земле! – Он снова вздохнул и хлопнул собеседника по плечу. – Что ж, боюсь, я сказал уже слишком много. Смотри-ка, ты вытянул из меня всю правду. Как же ты похож на отца! Он был прирожденным политиком. Всегда держал нос по ветру и, уловив изменения, разворачивал паруса, чтобы направить корабль по верному курсу.

Молодой Медичи ничего не ответил, слишком потрясенный происходящим. Всю жизнь наблюдая, как отец в случае необходимости с легкостью превращал уксус в мед, он лучше любого другого знал, что такое политика, но даже ему в новинку были и эта театральность, и это поистине гениальное коварство.

– Ты устал. Отдохни. Что бы ни случилось, утро вечера мудренее. Знаешь, думаю, моему Чезаре алые одежды придутся к лицу, как и тебе. – Борджиа лучезарно улыбнулся на прощанье. – Я буду счастлив увидеть, как вы оба стоите рядом, стройные и крепкие, как кипарисы. Только представь, какой огонь вы сможете разжечь своей энергией и юностью в этой обители стариков! – Он засмеялся. – Ах, не слушай меня, во мне говорит глупая гордость человека, любящего сына сильнее, чем себя самого.

После того как он ушел, молодой человек крепко задумался. Однако мысли его были заняты не предстоящим голосованием. Из головы никак не уходил образ Чезаре Борджиа в красном одеянии. Как-то он встретил его на улицах Пизы – выглядел Чезаре так, будто все двери мира открыты ему, даже стучать не нужно, да еще и не всякий дом он почтит своим присутствием. Всем известно, что верхушка церкви полна людей, весьма отдаленно представляющих себе, что такое смирение, высокомерных и ленивых (да и сам он не без греха), но по крайней мере на публике они ведут себя как положено, чего не скажешь о Чезаре Борджиа.