Читать книгу "Дневник мотылька - Рейчел Кляйн"

Вот безмозглая корова!

— Он не был известным, — отрезала я.

Клэр завидует мне, потому что ее отец — всего лишь нудный юрист. Эта дура всерьез считает, что, будь ее отец поэтом, мистер Дэвис обязательно влюбился бы в нее. На самом деле мой отец был не только поэтом — еще он работал в банке. А поэзию он называл своим хобби.

12 сентября

Я твердо решила писать не менее страницы в день. Все равно что ежедневно делать зарядку. Выделю себе на это время в начале тихого часа. Так легче не забыть. И на выходных тоже. Я хочу записать все, что происходит со мной в течение дня: что нам задали, что мы ели на ужин, с каким счетом закончился хоккейный матч, кто трепал мне нервы. И чтобы никаких глупостей, никаких лирических отступлений о парнях — только факты. А позднее у меня будет возможность прочесть все это и понять, что же такое со мной происходило в шестнадцать лет.

Обещаю себе, что буду заниматься на фортепиано каждый день в одно и то же время — на переменке перед ланчем. Вот уже почти год я бьюсь над одной сонатой Моцарта, но до сих пор не могу сыграть ее, как мне хочется. Если бы музыка рождалась под пальцами сама, легко и непринужденно! Но вместо этого я тружусь как вол. Иногда, правда, выходит исполнить сонату так хорошо, словно это вовсе и не я играю. Мисс Симпсон говорит, что я не умею концентрироваться во время игры. Она права, конечно, первые несколько тактов я обычно думаю о музыке, но вскоре отвлекаюсь и начинаю размышлять о том, что у нас сегодня на обед.

Но, как бы то ни было, первые три дня прошли превосходно.

15 сентября

Пришлось нарушить собственное правило, но это не важно. Никто же не заглядывает мне через плечо. И я действительно была страшно занята. Учителя как с цепи сорвались и столько назадавали с первых уроков! Люси уже совершенно выбита из колеи. И как только бедняжка протянет до конца года — с такими-то знаниями по химии.

Ничего особенного за эти дни все равно не произошло: я снова записалась в хоккейную секцию, плевать, что мисс Бобби так и будет держать меня в резерве. Во второй состав тоже трудно попасть — мне это удалось только потому, что я в двенадцатом классе. Тренерше по вкусу белокурые, длинноволосые девушки — тип дневной школьницы. Еврейкам и пансионеркам вход воспрещен! Мне не светил основной состав, сколько бы я ни тренировалась. Я не сомневалась, что увижу свое имя в группе «Б», но расстроилась до слез, читая списки группы «А» на доске объявлений Спортивной ассоциации, — там была моя Люси! Еще бы — любимица мисс Бобби, хоккейная королева! Да она бы туда попала, не шевельнув и пальцем. Не будь она моей лучшей подругой, я бы ее возненавидела. А Люси обняла меня крепко-крепко и прошептала на ухо: «Не реви, мисс Бобби увидит, как здорово ты играешь, и тут же переведет тебя».

Мисс Бобби — что за идиотская кличка! На самом деле ее зовут мисс Робертс. Седая старушенция с дряблой кожей, и вдруг такое прозвище — в этом есть что-то жалкое. Она вечно одета в некое подобие униформы: плиссированная юбка из шотландки, свитер в тон поверх белой рубашки и темно-синие гольфы, которые гармошкой собираются на лодыжках. Сама я в жизни не надену форму добровольно. А вот София почему-то любит ее носить, правда, она и школу обожает.

Вот не дам старой корове испортить мне осень. Я так люблю играть в хоккей на траве, что есть духу гонять с клюшкой по полю, до боли вбирать легкими воздух, напоенный ароматом сухих листьев. Смеркается, игроки в разных концах поля едва различают друг друга. Они погружаются во тьму, словно призраки. Их связывает лишь белый мячик, то и дело светящийся в траве. Смачный хлопок деревянной клюшки по твердому мячу, возгласы, повисающие в пустынном воздухе, и это напряженное оцепенение, после того как запустишь мяч через все поле, и все срываются с мест и растворяются в сумерках. Как это прекрасно! Даже и во втором составе.

Перед тем как спуститься к ужину, мне надо еще кое-что доделать. Я обедаю за столом миссис Давенпорт. Она разрешает нам быстренько поесть, мы пьем кофе и еще успеваем покурить перед занятиями. Все потому, что сама миссис Давенпорт ест мало — следит за весом. Но не дай бог угодить за один стол с мисс Бомбей — эта заставит и тарелку вылизать. Будешь сидеть до скончания века.

После ужина

Моя бедная Люси застряла за столом мисс Бомбей, мало того — ей надо еще убрать тарелки за всеми. Это значит, что у нас не будет времени побыть вместе в общей комнате. С девятого класса я не сидела за одним столом с мисс Бомбей. Тогда я только приехала в школу — прямо посреди учебного года, — уже одно это было плохо, а тут еще мисс Бомбей. Я была вынуждена отправиться в пансион, потому что мама тяжело переносила мое присутствие. Она хотела предаваться своему горю одна. Помню, как мы вечерами сидели с ней за столом — в глубоком молчании, только и слышно было, как мы жуем и глотаем. Если приходилось попросить соль — мы говорили шепотом, боясь ненароком взглянуть на пустой отцовский стул. Каждый вечер я думала, что еще одного совместного ужина я не перенесу. Но в школе оказалось еще хуже. Воспитательницы, учителя физкультуры, мисс Руд, распорядок, звонки — все было сплошным кошмаром. Я даже постоянно терялась в школе. Однажды девчонки собирались на лестничной площадке, чтобы вместе идти вниз ужинать, а я сбежала от них и, спустившись по черной лестнице, оказалась возле репетиционных студий. Я заблудилась — стояла в темном вестибюле и плакала. И никто-никто меня не слышал. Хоть умри. У стола во время благодарственной молитвы я не могла отвести взгляда от мисс Бомбей. У нее были толстые ляжки и такие распухшие икры, что казалось, ноги вырастают прямо из ботинок, как могучие древесные стволы. И ляжки, и лодыжки были обмотаны эластичными бинтами. Она медленно опускала свое тело на стул, вцепившись для равновесия в край стола, и глубокий вздох облегчения свидетельствовал, что усаживание завершилось. Кусок не шел мне в горло, я была просто парализована. Столовая наполнялась голосами, звякали приборы, ужин шел своим чередом — звон и гомон усиливались. Все вокруг болтали. Девчонки вскакивали, ставили полные тарелки с раздаточной тележки на стол, потом оббегали кругом, собирая посуду, и складывали ее на тележку. Я вдруг опомнилась. Моя тарелка все еще была полна, во рту болтался непрожеванный кусок баранины, а все соседки по столу в гробовом молчании пялились в мою сторону. У меня свело челюсти.

— Не спешите, дорогая. Доедайте спокойно, — сказала мисс Бомбей.

— Пошевеливайся, — тихо прошипела девчонка, сидевшая со мной рядом, — мы еще покурить хотим.

Я с трудом сглотнула:

— Всё.

— Доешьте до конца, — настаивала мисс Бомбей.

— Нет! Я больше не хочу. — Я так боялась девчонок, что даже повысила голос.

Воспитательница промолчала. Если бы она заставила меня доедать под этими пристальными взглядами, я бы давилась каждым куском, и после этого уж точно — прощай, школа. Когда мисс Бомбей наконец позволила девочкам убрать со стола, у меня взмокла от пота спина и дрожали коленки. Но самое ужасное было на десерт. Мне так хотелось нежного бисквита со взбитыми сливками, и мисс Бомбей настаивала, чтобы я его попробовала, но я только замотала головой.