Читать книгу "Пустые головы - Вадим Молодых"

Антон с детства интуитивно чувствовал, что нет ничего выше трагического героизма. Когда подрос и начал читать хорошие книги – а он их всерьёз полюбил – то он уже не просто чувствовал, он уже начал умом понимать, что трагический герой – это супергерой. Он по-настоящему выше всех остальных. Он духом сильнее. А это превосходство покруче физического будет. Антон, читая, даже представлял себя на месте трагических героев. А Гамлет – так это, вообще, в его фантазиях был он сам. Глубокий философ королевской крови, напрямую общающийся с загробным миром и выворачивающий наизнанку всю мерзость живой реальности. Вот это да! Он хотел быть как Гамлет. Но с одной существенной оговоркой… Без трагического для него финала! Трагедия в его представлении должна стать просто драмой без смертельной для главного героя развязки. Антон книги читал, но реальный мир от книжного умел отделить. Кроме того, он хотел, конечно, вывернуть наизнанку всю блевотную мерзость жизни и обязательно показать ее самим мерзавцам… Но еще больше он хотел живьем увидеть их реакцию – их жалкие слезы раскаяния и вонючие сопли унижения. А если этого не увидеть, какой тогда смысл в выворачивании? Нравственно-воспитательный? Не-ет! Этого мало… Главный смысл – в его личном удовлетворении. Он сам должен убедиться в том, что мерзавцы поняли и приняли его превосходство над ними. Бог с ней, с загробной жизнью. Вдруг это только выдумка, перешедшая в традицию. Абстракция не годилась. Реальность, реальность и еще раз реальность!

Во дворе Антон, можно сказать, не страдал. Он там попросту перестал гулять и играть с другими детьми, когда те тоже стали вводить в действие жестокую детскую программу по третированию слабого – его, то есть. Через двор он только вынужден был ходить. Поначалу – даже прошмыгивать по-партизански, короткими перебежками. Шмыг – из подъезда. Или шмыг – в подъезд. Со временем соседские дети, которые должны бы были быть его друзьями детства, перестали замечать его шмыганье и, как ему казалось, его самого. Чему в душе он был скорее рад, чем огорчен. Но пару раз в своей юной жизни он все-таки нарывался на грубость превосходящей силы ровесников. Прямо возле подъезда. Суть претензий хулиганов была проста:

– Чё ты такой?!

И вторично с детализацией:

– Чё ты не такой, как все?!

Робкие озлобленно-блеющие вопросы Малого, мол, какой это не такой, никто не слушал и ничего не уточнял. Ответ как таковой тоже был не нужен. Претензия агрессоров служила лишь поводом для последующего пинка под зад. Следом в Антона летели многочисленные уже тычки и затрещины. Вслед убегающему звучали и свист, и гиканье. Его травили, как зверя. Завершалась расправа хохотом и плевками в сторону скрывшейся за дверью жертвы чужого самоутверждения.

Обидней всего было то, что в травле активное участие принимали девчонки. Они же показательно громче всех и хохотали над Антошкой. Взрослея, когда девочки уже начали проявлять признаки противоположного пола и перестали интересоваться бесполыми детскими развлечениями, он с ужасом начал понимать, что одна из них ему по-взрослому нравится. И, конечно же, та – самая красивая, задорная и веселая, которая в детстве громче всех над ним смеялась и смачнее всех плевала в закрывшуюся за ним дверь. Довольно быстро превращаясь из ребенка в девушку, она вообще забыла о нем. Будто и нет его вовсе. Словно он мираж, пустое место. Это было уже не обидно. Это уже рождало гнев созревающего мужского самолюбия. Но этот гнев Антон жестко подчинил своей крепнущей в постоянном унижении воле.

Его воля не давала гневу себя вольно проявить. Малой терпел и ждал. Учился думать и думал об учёбе. Получал «пятерки» по всем предметам и «косил» от физкультуры. Впрочем, почему «косил»? Его врачебное освобождение от физических нагрузок было вполне оправданным. Физруки и сами опасались его слабого здоровья – вдруг не выдержит, и «кондрашка» парня хватит. Какая там гимнастика?! Какой там футбол-волейбол-баскетбол?! Даже пинг-понг опасен! Ну его к черту! Пусть гуляет на воздухе от греха подальше.

Он и гулял. Гулял и мысленно искал признаки своей исключительности… Ну, хоть какого-то превосходного отличия от остальных. Легко находил, ведь он – отличник! Причем отличник он не потому, что сидит над учебниками не разгибаясь. Ему легко даётся учёба даже там, где надо просто зубрить – в гуманитарных дисциплинах. Стало быть, у него прекрасная память. Значит, природа наградила его незаурядными способностями, которые и отличают Человека от Животного. Ведь что такое есть физическая сила? Рудимент в своей животной сущности! Ведь сила ума всегда способна подчинить себе тупую силу тела. Мозг управляет скелетом и мясом, а не наоборот. Так всегда было и так всегда будет. Эрудиция, интеллект, способность к анализу – вот слагаемые его превосходства над мерзавцами-ровесниками.

И если раньше Антону было до слез обидно, что на равных ему никогда не войти в компанию одноклассников и друзей по двору, то со временем он с удовольствием начал понимать, что его совершенно не волнует их круг интересов. Когда они начинали курить украденные у родителей сигареты и, злобно шутя, приглашали его за гаражи – он просто боялся. Когда они стали смешивать никотин с пивным алкоголем – ему уже было просто неинтересно. А когда они в своих развлечениях начали использовать марихуану – ему стало противно. Он искренне поражался тому, что они находили удовольствие от своих затуманенных, не способных к нормальной работе мозгов. Если они – мозги – вообще были у кого-то кроме него. В чем он, взрослея, все больше и больше сомневался.

Вот только отношения с девочками… Эти глупые курицы, чье половое созревание намного опережало умственное развитие, с удовольствием «тусовались» в компании сверстников-пацанов, глотали пиво, как будто оно им нравилось, курили, давали себя потискать и, вообще, подсознательно всячески демонстрировали всем и, в первую очередь, самим себе свою взрослость и наступившую способность к деторождению. Не отдавая себе сознательного отчета, они начали интересоваться сильными и смелыми парнями. А если пацан не боится ни родителей, ни преподавателей, ни ментов, если он крутой – ездит без спроса на папиной машине и знает не понаслышке об отношениях полов, то – это «реальный пацан». Только с таким можно и нужно «замутить». Хлипкий отличник Малой – это неинтересно. Не круто! И плохо в нем не то, что он отличник. Это-то как раз нормально. Плохо, что он – хлипкий. Все над ним издеваются. Такого только пожалеть можно. Но чтобы встречаться с кем-то жалким?! Ни за что! Ни-ког-да!

Антон это понимал. И с каждым проявлением чьего-то искреннего или мнимого участия к его незавидной участи изгоя он скрипел зубами от злости. Глаза его становились змеиными – немигающими. Он мучительно терпел утешения в словах и тональности, сверлил холодным взглядом такого или, вернее, такую – как правило, пожилую, живущую по соседству – выразительницу жалости. Он ненавидел не себя за свою физическую слабость, он ненавидел тех, кто о ней ему напоминал. Он начинал тихо ненавидеть всех. В том числе и ту – самую красивую, задорную и веселую – девочку… вернее, уже девушку, которая, ладно бы если просто его не замечала, но вдруг, не дай бог, еще и молча жалела. Когда Антону представлялось ее жалостливое по отношению к нему красивое лицо, то он буквально стонал в голос, гневно, до зубной боли сжав челюсти. Антон проанализировал свои чувства и, исходя из прочитанных живописных книжных описаний, понял, что влюбился. Настала пора. Это нормально. Вот только что с этим новыми ощущениями делать – было непонятно. Малого одолевало смятение чувств. Они своей новизной ввергали в хаос его мысли. То ли радоваться, что он полноценный мужчина?.. То ли огорчаться от явной безответности его симпатий?.. Книжки – книжками, но в реальности все оказалось сложнее. Сложнее не по умственному восприятию действительности, а по чувственным переживаниям. Анализировать свои чувства Антон мог. Управлять ими – шиш! Не получалось. И это его тоже злило.