Читать книгу "Про Бабаку Косточкину - Анна Никольская"

— И считают до десяти, — добавляю я. — Я сам в цирке видел.

— И считают до десяти, — соглашается папа. Но на дядю Севу наши доводы не действуют.

Лучше всего на дядю Севу действует абрикосовое вино — я сам однажды видел за кулисами.

— Ему бы пустырничку, — советует Бабака. Житейский опыт у неё — ого-го! До нас Бабака жила у медиков.

Наконец дядя Сева приходит в себя.

— Вы, — интересуется он, — каких кровей будете? Из сенбернаров или ризеншнауцеров?

— Батюшку, к сожалению, я не помню. Он в наших краях был командировочный. А матушка из водолазов, царствие ей небесное, — говорит Бабака и усаживается на предложенный папой табурет.

Мама наливает ей чая и придвигает розетку с земляничным вареньем:

— Попробуйте, я сама покупала.

— Благодарю покорно, — застенчиво улыбается Бабака и чайной ложечкой зачерпывает из розетки варенье.

Дядя Сева молча наливает себе ещё чаю.

— Погоды нынче стоят чудесные, — светски говорит Бабака. Что-что, а впечатление на окружающих она умеет произвести. — Вы, Всеволод Андреевич, в театре служите?

— Так точно-с, — отчеканивает, как гусар, дядя Сева и подкручивает несуществующий ус. Актёры порой как дети. — Двадцать пять лет, почитай, — подумав, добавляет он.

— Как же, как же. — Оттопыривая мизинец, Бабака прихлёбывает из чашки. Любит она поломать комедию! — Я наслышана о вашем таланте. Сказать по правде, я неистовый театрал и неисправимый любитель прекрасного. Я не пропустила ни одной постановки Мейерхольда, а с Немировичем-Данченко у камелька мы спорили об искусстве до первых петухов.

— Я жизнь живу по Станиславскому — никому не верю на слово! — говорит на это дядя Сева и затягивает с тоской: — По-олюшко, по-оле, полюшко, широко по-оле!

— Спокойной ночи, Костик, — говорит мама и выразительно смотрит на меня. — Сладких снов.

Я молча встаю и ухожу в детскую. Я расстилаю постель и надеваю фланелевую пижаму, всю в уточках. Я немного зол на дядю Севу и вспоминаю, что не почистил зубы. С этой тягостной мыслью ложусь в кровать и начинаю раздумывать о том, что сказал мне однажды театральный звукорежиссёр и разбиватель женских сердец Сивокозов:

— Я, братец Костя, зубов не чищу. Зубная паста губительна для микрофлоры кишечника. Чем толще зубной налёт, тем надёжней защищены резцы.

— …едут по полю красны ко-о-они! Едут по широку красны ко-о-они…

— …в моей ротовой полости знаешь сколько всего интересного? Один раз у меня в дупле даже белочка завелась…

— …Раневская Фаина Георгиевна собак терпеть не могла, но меня привечала украдкой… — доносится с кухни картавое Бабакино.

— …не горюй, старина Всеволод, ты молод, горяч; талант — дело десятое…

— …монеты древние, декоративные гвозди, пуговица от пальто, дензнаки Южноафриканской республики, осколок метеорита, пачка чипсов на чёрный день, реликтовый гриб, проездной на все виды городского наземного транспорта, гребень для волос из рога носорога — и всё нужное, архиважное. В карман сунешь — потеряешь, а во рту — сохранно…

— …я, между прочим, в четвёртом акте, пока Сева меня душил, чуть в самом деле Богу душу не отдала, — доносится до меня нежный мамин голос. — Слёзы ручьём, чешусь, чихаю — парик-то новый! Клавдия Петровна, реквизитор, на китайском рынке его с уценкой брала, а у меня на синтетическое волокно страшная аллергия…

Да-а, сила искусства — великая штука, братцы!

Глава 3

Бабака идёт в школу

Я когда рассказываю в школе про Бабаку, мне никто почему-то не верит. Учительница биологии Цецилия Артуровна — женщина на нервах — говорит:

— Нехорошо врать, Косточкин. Говорящих собак в природе не существует. Будешь врать — пойдёшь по кривой дорожке.

А я ей:

— В природе, может, и не существует, — говорю, — а у меня в квартире есть одна. Живёт в прихожей, на коврике, на отсутствие аппетита не жалуется.

— Вы чем её кормите? — спрашивает с первой парты Наташа Каланча.

— Котлетами по-киевски, главным образом. А ещё она любит сосиски с горошком. И варенье.

— А я суши, — говорит Дима Христаради. — И ещё устриц живьём.

У Димы греческие корни, вилла в Каннах и папа-олигарх. Когда Христаради рассказывает, как он и папа летали на похороны Майкла Джексона частным авиалайнером или что у его папы три жены и депутатский мандат, ему, в отличие от меня, все верят. Даже Цецилия Артуровна проникается к нему в такие моменты уважением. Папа Димы отстроил нашу школу с нуля и сам прослушивал соискателей в Димины одноклассники. Меня он взял для «культурной прослойки»: отец — врач, мать — артистка.

— Всё, Косточкин, — кричит Цецилия Артуровна, — моё ангельское терпение лопнуло! Завтра придёшь в школу с… Бабакой! С дворником дядей Сёмой я договорюсь.

Бывают в жизни женоненавистники, бывают мужененавистницы. А наш дворник дядя Сёма — собаконенавистник. Ещё он кошкоистребитель, мышепогубитель, крысоотравитель и голубеубивец. Его вересковая метла — оружие прицельного боя, а вставные стальные челюсти он кладёт на ночь в стакан.

Однажды его жена тётя Лета, заморив червячка казаном узбекского плова, легла спать на сытый желудок, что, как известно, чревато кошмарами. Проснувшись от сухости во рту, тётя Лета залпом осушила дяди-Сёмин стакан, который стоял на тумбочке. Обнаружив наутро пропажу, дядя Сёма запер жену на балконе, но в краже челюсти тётя Лета всё равно не созналась. Стойкая оказалась женщина. Челюсть канула в Лету, а дядя Сёма возненавидел свой возраст и впал в детство.

Иногда мне кажется, что в Бабаке скрывается врождённый дар предвидения. Только я переступил порог дома, как она говорит прямо с коврика:

— Что, Цецилия Артуровна вызывает в школу?

— Угу, — говорю, а сам мысленно недоумеваю: «И как это она знает всё заранее?»