Читать книгу "Сироты небесные - Ирина Андронати"

Артурчик натянул рукавицы и усвистел вниз первым, Спартак спросонок потопал по ступенькам, а Артём чуть задержался – проверить, не поменялось ли что на привычном маршруте, и посмотреть на город.

Его уже с год мучил какой-то неформулируемый вопрос. Например, их учили, что города должны быть совсем другими – с проспектами, площадями, светофорами ("Улицу переходят на зелёный сигнал светофора" – "А зачем её переходить?"), перекрёстками, фонарями… Тему "Земной город" он сдал на пять с плюсом. Но любил он – этот: и кривые танцующие дорожки, высоко поднятые над землёй, и чёрные вогнутые шляпы крыш с неровными краями, и разноцветные тела самих домов с гроздьями жилых камер, и ночные лиловые огоньки, и мелкие беглые дождики днем. Только иссиня-чёрные пятна, что разрастаются вокруг ползунов, он старался не замечать, как бы ни талдычили в школе, что, если соблюдать осторожность, ничего страшного не случится… вроде как переходить дорогу на зелёный! Да-да, подхватывал обычно дед, человек, переходящий улицу на зелёный свет, до последней секунды верит в справедливость…

Или взять календари. Зачем стараться все даты переводить в земные, если и долгота дня другая, и дней в году меньше, и вообще… Но сказано: «Надо» – и сидишь, бьёшься с этими вычислениями…

Дед не верил ни в вычисления, ни в справедливость, ни в зелёный свет, но это его не спасло: ползун оказался молодой, синяк вокруг ямы не набрал силы… да и дед не сразу признался, что вляпался. Потом уже стало невозможно скрывать, приехали санитары и увезли деда в богадельню. И всё.

Сейчас по маршруту ничего проблемного не было видно. Хотя это вовсе не значит, что там ничего проблемного не было. Но, как говорил тот же дед, веника бояться – бани не видать.

Артём догнал братов и зашагал первым.

К дому Михеля путь был короткий, но извилистый: обогнуть по задам торжки, потом по новой подвесной эстакаде – к насосной станции, и уже от неё вниз, мимо Мемориального дома и направо. Мемориальный сейчас закрыт, потому что тётя Лера на заработках в деревне, а больше никому там работать не положено. Ну и ладно. Это первые разы интересно, а потом – всё знакомое и скучное. Потрогать-то всё равно не дают…

Между палатками торжков, где огоньки были поярче, уже начали собираться ирои из компашки Стрельнутого. Со Стрельнутым братья не то чтобы дружили, но приятельствовали. Звали его так за попытку изобретения пороха. Он вообще был любитель всяких забав с огнём.

– Привет, мушкетёры! – заорал Стрельнутый по-русски и подпрыгнул, старательно взмахнув косичкой – довольно толстой и длинной. Все ирои сегодня были при косах – такой уж день.

– Привет, саблезубы! – помахал рукой Артём. – Берегите скальпы!

Стрельнутый заржал, и остальные ирои дружно подхватили. Кому-то из них не удастся доносить косичку до завтрашнего утра? Чью – прибьёт фермер на ворота или засунет за пояс охотник?

И тогда – весь год отращивай новую…

Тех, кто терял косички два, три, четыре раза – называли жувайлами. Не сказать, чтобы их не считали за людей, но… в общем, это осложняло жизнь. Вон они, тоже собираются, человек тридцать. В основном, конечно, местные, но есть и несколько землян, из передельщиков. И, как всегда, рядом чокнутый поп Паша с огромным медным крестом на впалом животике. Что-то бормочет, а эти расселись полукружком и слушают. Пашу никто никогда не обижает, хотя часто он ведёт себя вызывающе. Ему всегда всё понятно, и он злится, что другим требуются объяснения.

– …а ты покайся, ты не спорь, ты покайся и всё тут. Он как сказал – Мне отмщение, и Я воздам. Мне вера – и Я воздам. Мне хула – воздам сторицей. Теперь понял? Молчи, не сбивай. Котел с огня снят, а каша преет. Вникай. Теперь ты…

Хотелось подойти и послушать, но, во-первых, Михель уже, наверное, ждал, а во-вторых, среди жувайлов-местных толкался Тугерим, похожий на монгола туповатый парень, имевший на Артёма зуб. С одной стороны, сегодня вроде бы опасаться нечего – ирои и жувайлы прошли очищение, всех простили и всё такое, – а с другой, как говаривал дед, полоротый герой недалеко падает…

Артём перехватил за пояс разогнавшегося Артура и слегка развернул – так что неряшливая шеренга оранжевых какбыкактусов, ограждавших торжки, отделила мушкетёров от возможных разборок с гвардейцами. Дюймовые колючки даже самую крепкую кожу драли в хлам. Боковым зрением Артём уловил, как Тугерим рванулся было наперехват, но у самых кустов притормозил, махнул рукой и остался стоять, глядя вслед.

Он был здоровенный, как тумба. Наверное, такому очень трудно прятаться в лесу, поэтому охотники находили его каждый раз. Кто-то говорил, что уже лет пять подряд. Возможно, что сейчас к выходу в лес готовятся те, кто когда-то в одной компании с Тугеримом заплетал косички – только сейчас они уже охотники и будут эти косички резать…

Недалеко от эстакады произошло маленькое чудо: Спартак заметил в траве свежесброшенную шкурку тари, древесной то ли змейки, то ли безногой ящерицы. Из них получались шикарные ремни: прочные, блестящие, с переливом. А чудо было не в самой шкурке, а в том, что Спартику впервые так повезло – обычно всё замечал или чрезвычайно шустрый Артурчик, или вдумчивый деловитый Артём.

– Во! – сказал Артур. – Теперь наконец у Портоса будет перевязь!

Спартак прикинул шкурку на себя. Хватало, и ещё оставался маленький запас.

– И даже плащ не понадобится, – хлопнул его по плечу Артём. – Всё, пошли, пошли. Опаздываем.

Впрочем, не опоздали – столкнулись с Михелем нос к носу на углу. Вместо нормального рюкзака Михель волок большую чёрную кожаную сумку через плечо. Ремень был слишком длинный, сумка путалась в ногах.

– Салют! – он вскинул руку. – Виноват, задержался. Родители уехали на ферму к дяде и забрали мой рюкзак. Я уложил вещи в старый, а когда стал надевать, у него выпало дно. Пришлось укладываться заново, в большой спешке.

– Очки не забыл? – спросил Артём.

Михель тронул себя за переносицу, потом похлопал по нагрудному карману.

– Две пары, – отчитался он. – Хватит?

– Лучше бы три, – с сомнением сказал Артур.

Михель развёл руками.

Ему быстро, используя подручные средства, укоротили ремень сумки – и четвёрка отправилась в предпоследнюю точку рандеву.

Здесь был целый квартал заросших болотной травой и диким кустарником одноэтажных домишек, давно брошенных жителями и теперь уже почти усохших. Но, как ни странно, из некоторых домиков хозяева не сбежали, продолжая копаться на своих огородах, выжигать ползуны сварочными аппаратами, травить купоросом зелёных червей-подкопщиков и вообще держать оборону. Семья Вовочки была именно из таких вот упёртых. Дед его Владлен, знаменитый на всю округу мастер-керамист, на Земле был комсомольским начальником на БАМе, а бабка – кержачкой-староверкой. Если бы не похищение, чёрта с два бы они поженились и родили Вовочкину маму Таню. Отец Вовочки, «домовой» – то есть тот, кто следит за состоянием домов, переселяет людей в более новые и так далее, – чуть ли не ровесник деда и матёрый диссидент, женился на Тане вопреки воле её родителей, но жил вместе с ними. С учётом сложной семейной обстановки Вовочке на редкость не повезло с датой рождения – 22 апреля по старому земному летосчислению… Выросший в обстановке тотальной и беспощадной идеологической войны, пацан отрастил себе тяжёлую танковую броню, великолепный словарный запас и пушку-плевательницу.