Читать книгу "Восемнадцать капсул красного цвета - Владимир Корн"

Но без Лажева не обойтись: через пару дней, если все сложится благополучно, они окажутся в окрестностях Тимошкино, а это чудо – уроженец тех краев. На всем пути именно там самые опасные места, и, если они их преодолеют, остаток маршрута покажется им легкой прогулкой.

Еще и со зрением у Лажева проблемы, по-хорошему ему бы очки, но почему-то он их ненавидит. Так что поменяй ему этот огрызок даже на пулемет, толку не прибавится нисколько.

«Ты уж не облажайся, Лажев», – мысленно пожелал ему Глеб. Знал он, как тот не любит свою фамилию, именно из-за такого и не любит.

Следующей шла Полина Пронская. Высокая, отлично сложенная девушка с красивым, улыбчивым лицом. Вот и сейчас она ему улыбнулась. Именно из-за Полины они и отправились в путь.

– Глеб, я очень на тебя надеюсь, – говорил ему Викентьев, – очень. Ты уж постарайся, чтобы с ее головы даже волосок не упал.

У Полины тоже должен быть пистолет.

«И дай бог, чтобы он вообще тебе не пригодился, – подумал он. – Не знаю, чем ты уж так важна, но Петрович не требовал и не приказывал, нет, он именно просил, чтобы с Полиной ничего не случилось».

Глеб взглянул на идущего вслед за девушкой Эдуарда Молинова, ее спутника, и поморщился снова. Нет, не потому, что тот был ему неприятен, причина крылась в другом. Не любил он, при всех их достоинствах, булл-папов[6], а именно такое оружие Молинов и держал в руках: «Тавор», или «Тар-21», израильского производства под натовский патрон 5,56.

Шестым будет он сам, Глеб Чужинов, Чужак. Двадцати восьми лет от роду, страдающий неизлечимой болезнью, от которой нет спасения, и жить которому осталось семнадцать дней. Или восемнадцать, а то и все девятнадцать, если он пожелает кататься по земле, воя от боли, разрывающей внутренности, пока наконец не придет сладостное забытье.

Пропустив Молинова, Глеб пристроился замыкающим. Так они и будут идти все время, именно в таком порядке. Семен дорогу знает, ну а самое опасное место сзади. Твари, если они их обнаружат, не станут устраивать засады и подкарауливать, а набросятся сразу. А обнаружат их они, вероятней всего, по следам.

Как ни хотел Глеб не оборачиваться, но все же не выдержал. Провожающих в этот ранний час было мало. Полковник Викентьев да пара случайных человек. И Марина. Девушка выглядывала из-за угла срубленного в лапу домика и в тот момент, когда Глеб взглянул на нее, помахала ему рукой. И еще она что-то прошептала. Глеб махнул ей ответно, тоже шепнув: «Будь счастлива, Марина. Вряд ли нам суждено увидеться снова».

Накануне, когда он с самого утра заявился к Заводчикову, его уже ждали.

– Проходи, Глеб, проходи. Викентьев меня предупредил, чтобы я тебе ни в чем не отказывал. – Почему-то Заводчиков на этот раз даже не вставил свое «в пределах разумного», хотя обычно употреблял его к месту и не к месту.

– Здравствуй, Олег Георгич, – поприветствовал его Глеб.

Он знал его неплохо, несколько раз приходилось иметь с ним дело. Мужик в общем-то нормальный, разве что излишне прижимистый. Но как иначе-то: каким должен быть человек, заведовавший всем тем, что приходилось добывать по́том, а иногда и немалой кровью?

– Тут я тебе новый комок отложил, берцы, а то твои сапоги на черта похожи, провиант. Ну и еще кое-что. Ты свой дедовский автомат, смотрю, так и не сменил? Коробка, поди, еще фрезерованная?

– Он и меня переживет. – Шутка получилась не очень веселой: что сделается автомату за те неполные три недели, что ему осталось, если оружию и так уже больше полувека?

– Скажи, Георгич, шоколад у тебя есть?

– Есть и шоколад, Глеб, тебе какой именно?

– Разный, Георгич, разный, всякого понемногу. Плиток этак пятьдесят.

На румяном усатом лице Заводчикова не отразилось ничего. Им ли, пережившим то, что они пережили, удивляться чему бы то ни было?

– Это вместо кое-чего еще… шоколад, плиток пятьдесят, – на всякий случай постарался успокоить собеседника Глеб. – Даже при таком раскладе навар у тебя получится неплохой.

Заводчиков нахмурился: какой навар, когда такое творится? Не прежние времена.

– Другим людям выдашь, кто больше нуждается, ну а мне только шоколад, идет?

– Что-то не слышал я, чтобы твари шоколад любили. Куда тебе столько?

– Зато девушки его обожают, – улыбнулся Глеб.

Вчера к кофе у Марины не оказалось ничего сладкого. Тогда-то ему и пришла мысль взять у Заводчикова шоколад.

– Ты его, случайно, не Немоловой хочешь отдать?

– Ей, Георгич, ей, а что не так? В конце концов, согласись, мое дело, чем с вас плату брать, а девушке приятно будет.

– То-то я вчера ее не узнал, когда она мимо меня пробежала, как будто и не Маринка вовсе. В первый раз улыбающейся ее увидел. – Затем, помолчав, добавил: – Глеб, а ты что, поругался с ней ночью? Утром какая-то потухшая была. А это, – указал он на шоколад, – чтобы помириться? Ты не обижай ее, девка она хорошая, характер золотой. А красавица-то какая! Тут за ней половина мужиков ухлестывает, но блюдет она себя, строгая.

– Георгич, ты чего? В сваты решил податься? Да и не обижал я ее, – ответил Чужинов, сгребая плитки со стола. – Показалось тебе, наверное.

«Точно деревня – ни от кого ничего не спрячешь», – подумал он.

– Ну-ну. А берцы ты бы все же взял. Я тебе такую пару подобрал, подошва – во. – Он поднял вверх большой палец. – Носки со вставкой, шнурки шелковые, не вру.

– Георгич, у нас с тобой одинаковый размер ноги, дарю тебе их на память. И спасибо тебе.

Когда они выходили из ворот поселения, окруженного рвом и частоколом поверх земляного вала, Глеб оглянулся снова. Викентьев уже уходил, и была видна его прямая спина. И только девушка продолжала стоять, неотрывно глядя им вслед.

«И все же не надо было отказываться, – думал Глеб, скользя сносившимися протекторами сапог по раскисшей земле. – Предлагал же мне Заводчиков берцы. С шелковыми шнурками, – вспомнив, хмыкнул он. – Про шнурки, наверное, загнул. Ну а если нет, шелковый шнурок пригодился бы. Вздернуться, например. На шелковом благородно: падишахи своим визирям такие отправляли с недвусмысленным намеком удавиться».

Идущий впереди Семен сбавил шаг, и все сразу насторожились. Но нет, Сёма взглянул на остальных и пошел дальше своим своеобразным скользящим шагом разведчика.

Глеб почти не оглядывался: твари не умеют подкрадываться, их шумное дыхание и топот слышны издалека, и потому времени вскинуть автомат и дернуть затвор будет у него предостаточно. Попасть в них довольно сложно, слишком они стремительны, но это уже другой разговор.