Читать книгу "Судьба зимней вишни - Людмила Зарецкая"

В мае к гордости начала примешиваться тошнота по утрам. Мы коварно скрывали мое интересное положение до июля. Ждали, пока Александр Антонович и Иллария Венедиктовна заедут домой перед отпуском. К слову, они планировали, что Артемий и Нина поедут с ними. В Болгарию. На Золотые Пески.

До сих пор, когда я представляю, сколь жестоким было разочарование Илларии, мне становится ее жалко. Гордая дама билась в истерике как юная институтка. Когда же выяснилось, что аборт делать уже поздно, истерика перетекла в отчаяние.

Артемий вел себя как нагадивший в прихожей щенок. Честное слово, он даже прижимал уши к голове. Меня, помню, это умиляло. Боже, как же я тогда его любила!

Буря бушевала неделю, после чего наши родители познакомились и начались приготовления к свадьбе. Будущая свекровь разрывалась между неукротимой потребностью не ударить в грязь лицом перед знакомыми и желанием, чтобы у этой «распутницы, обманом втершейся в наш дом» (то есть меня), не было Праздника.

– Как нам ее людям показывать! – жаловалась она Артемию очень громким шепотом. – И так-то не красавица, манер никаких, да еще и беременная! – В устах Илларии беременность была чем-то схожим с неприличной болезнью.

Мой будущий муж, моя любовь, моя надежда, светоч и опора, подло молчал в ответ. Я страдала.

– Алиса, – сказала мне мама, когда мы уже буквально стояли на пороге, чтобы ехать заказывать свадебное платье, – подумай хорошенько, девочка моя. Может, не нужна тебе никакая свадьба? Поживите с Артемом (мама никак не могла выработать привычку называть зятя аристократическим именем) у нас. С ребенком я помогу. Ты ведь даже не представляешь себе, во что ввязываешься.

Но мне хотелось замуж. Хотелось быть законной женой Артемия Стрельцова и воспитывать нашего законного ребенка. Правда, мысль пожить у моих родителей показалась мне заманчивой.

– Не глупи, – сказал Артемий, с которым я поделилась этой идеей. – Мои предки все равно скоро в Москву свалят. Терпеть-то осталось всего ничего. Сразу после свадьбы и уедут. А у меня все-таки четыре комнаты.

Свадьбу я помню как один большой кошмар. Только и всплывают в памяти разрозненные картинки. Ледяное лицо свекрови, которая за вечер ни разу не улыбнулась. Соболезнующие лица ее друзей. Отстраненное – свекра. Заплаканная мама. Насупленный папа. Моя подруга Наташка, очень веселая, потому что она впервые в жизни пришла на свадьбу. Лелька, моя свидетельница, которая почему-то наклюкалась до безобразия. Серьезная Инка, свидетельница со стороны Артемия.

Нины Фроловой и ее высокопоставленных родителей на нашей свадьбе не было.

Поженились мы семнадцатого августа, а семнадцатого декабря родился наш сын. Такое вот совпадение. Тогда я думала, что счастливое.

Надо признать, что первые четыре месяца моей семейной жизни, пожалуй, были совершенно безоблачными. Мы с Артемием очень любили друг друга. Мы жили одни в огромной квартире. Поддерживать порядок по хозяйству мне было нетрудно, хотя муж (меня в восторг приводило это слово) в бытовых вопросах оказался сущим младенцем. Я, правда, тоже мало что умела, поэтому особенно над его странностями не зависала.

Мы, несмотря на мое интересное положение, с каждым днем становившееся все более интересным, по вечерам практически не вылезали из постели – бегали наш небольшой кросс. На чешской люстре я уже знала все мелкие дефекты, все царапинки…

Иллария Венедиктовна каждый вечер названивала сыночку, чтобы узнать: действительно ли портится характер у беременных, кормит ли его хоть кто-нибудь и жалеет ли он о своем скоропалительном необдуманном решении? Моим здоровьем за это время она не поинтересовалась ни разу.

За несколько дней до Нового года меня выписали из роддома. Там мне исполнилось девятнадцать. Артемий притащил 19 роз, которые мне только показали через стеклянную дверь ординаторской. Носить цветы в роддом было не положено.

Встречали нас с сыном муж и мои родители. Мама все обнимала меня и плакала, папа растроганно улыбался. А мне было очень страшно.

– Мамочка, – спросила я, когда мы уже сидели в машине, – а как же я управлюсь-то? Я его даже в руки брать боюсь. Он такой маленький, мне кажется, что он сломается. Может, мы у тебя немножко поживем?

– Мама с папой приехали, – ответил Артемий. – Специально на несколько дней раньше, чтобы тебе помочь.

Тут мне стало страшно по-настоящему. Надо отдать мне должное. Уже тогда я засомневалась, что в планах моей свекрови, даже самых отдаленных, стоит помощь «этой распутнице, обманом втершейся к нам в дом».

Так оно и оказалось. Целыми днями я моталась по квартире. У кого есть дети, тот меня поймет. Свекровь один раз в день ровно на 15 минут уносила внука в свою комнату, чтобы посюсюкать с «несчастным ребенком». В остальное время она его упорно не замечала.

При этом я то и дело слышала, что я криворукая, что у меня напрочь отсутствует материнский инстинкт, что из-за меня орущий ребенок не дает никому спать по ночам.

Все, что я заказывала у Деда Мороза прошлой зимой, сбылось. Но мне, грешной, стало казаться, что, заказывая все это, я явно перестаралась. Как там у кого-то из мудрецов: «Бойся своих желаний – они могут исполниться».

В январе свекор со свекровью, к счастью, опять отбыли в столицу. При этом выяснилось, что я все-таки должна переехать к маме, чтобы мальчик (имелся в виду Артемий) мог спокойно подготовиться к сессии.

Я сессию сдала тоже. Из принципа. Одному богу да еще маме и моей подруге Инке известно, чего мне это стоило.

Еще через месяц погиб папа. В авиакатастрофе. Он был инженером-газовиком. Прекрасным специалистом, который мотался по области, осматривая какие-то газовые установки. Тогда я в этом не разбиралась по молодости лет, а к нынешнему времени так и не разобралась, потому что для меня это до сих пор очень больная тема.

В день гибели он облетал свои владения на вертолете. Вертолет упал, зацепившись за верхушки деревьев. Свекровь и свекор даже не приехали на похороны. Я металась между сыном, Артемием и учебой. Мама выживала, как могла, в своей квартире.

Постепенно жизнь входила в привычную колею. Подрастал названный Сердалионом сынишка. Мама слегка оправилась, стала похожа на себя прежнюю.

Разгон Ельциным Верховного Совета меня встревожил. И вовсе не потому, что я была верной сторонницей Руцкого. Я испугалась, что свекор со свекровью могут вернуться домой. Но Александр Антонович победил на выборах в первую российскую Госдуму, так что я успокоилась и за будущее страны, и за свое.

Чужая ненависть и следующий за ней страх, перерастающий в панику, обжигали меня только два раза в год: на Новый год (кстати, я с тех пор так и не полюбила его обратно) и летом, когда родители мужа приезжали в отпуск. В остальное время я была вполне довольна жизнью. В том числе семейной.

* * *

Через несколько лет катастрофа все-таки разразилась. Свекор отсидел свой очередной срок. Ну, в смысле состоялись перевыборы в Думу, и он на них проиграл. Не набрал нужного количества голосов. Его обогнал доселе никому не известный генерал. Интересно, что его кампанией занималась Инкина газета.