Читать книгу "Убийство в стиле - Гилберт Адэр"

— Угу, — сказал он столь же осмотрительно, как и раньше.

— А потому, когда читатель встречает персонаж того же типа в «Смерть. Руководство для пользователя», он думает: ага, комический прием для снятия напряжения, как в фильмах. Но нет, Трабшо, в моей книге франт действительно уже видел героя где-то еще. Где? Да уходящим с места преступления, разумеется. Но так как он в окосении, никто ни малейшего внимания на него не обращает. Кроме Алексы Бэддели, которая настаивает, что пьян он или нет, но он — свидетель, как всякий другой, и, следовательно, его следует выслушать, как всякого другого свидетеля. Мне нравится рассматривать это как вариацию «Человека-невидимки» из рассказа об отце Брауне, знаете ли.

Выслушав ее аргументы с не меньшим терпением, чем они ему втолковывались, Трабшо покачал тяжелой головой:

— Нет-нет, сожалею, мисс Маунт, это не пройдет.

— Не пройдет?

— Не спорю, теперь, когда вы мне ее истолковали, я более или менее уловил вашу идею. Но этого мало.

Эвадна Маунт приготовилась ощетиниться.

— Как так?

— Я к этому времени прочел достаточно «Ищи убийцу!» — главным образом, ваших, должен я сказать, хотя, когда исчерпал их все, то обнаружил, что это вошло в привычку, и даже заглянул в один-два триллера школы «дай в ухо». Джеймс Хедли Чейз, Питер Чейни…

— Приключения Лемми Кошина, хотите вы сказать? Фу, более, чем не мое.

— И не мое. В любом случае, как я сказал, я прочел их достаточно и знаю, что в лучших, в наиболее впечатляющих, не требуется перечитывать фразу, абзац, а то и целую страницу дважды, чтобы понять, к чему клонит автор, как иногда, знаете ли, приходится с классиками. И это вовсе не принижает «Ищи убийцу!», ваши или чьи-нибудь еще. Я только хочу сказать, когда открытия начинают сыпаться одно на другое, впечатление читатель должен получать мгновенно. Они должны хлестать вас по лицу в буквальном смысле слова.

Это как шутка. Если вы не засмеялись сразу, то вообще не засмеетесь ей. Никогда. И вот я подумал: разве не это подразумевается под Безупречным Преступлением, во всяком случае в «Ищи убийцу!»? Не преступление, когда преступник остается неизвестным… то есть, когда убийца остается неизвестным, потому что нынче люди до того кровожадны, что, думается, никакое преступление, кроме убийства, их не удовлетворит. Так вот, не преступление, когда убийца остается неизвестным — конечно, такую книгу вы написать не можете, читатели потребуют деньги обратно, — но преступление, в котором все пригнано безупречно одно к другому, в котором улик не больше и не меньше, чем требуется переварить, и в котором установление личности убийцы оказывается столь же неизбежным, как и неожиданным. Это же не мог быть он, говорите вы себе, и тем не менее это не мог быть кто-то еще. Вот, конечно же, Безупречное Преступление.

Трабшо завершил свои рассуждения почти виновато, словно осознав свою наглость. Подробно рассуждать о жанре «Ищи убийцу!» в назидание самой Вдовствующей Герцогине Криминала! Когда он наконец закурил трубку, выбив пепел в стеклянную пепельницу, которую тут же умыкнула с их столика прежде невидимая официантка, заменив на точно такую же, но девственно чистую, он осторожно покосился на романистку.

Секунду она выглядела ошарашенной. Затем, к его изумлению, взорвалась неудержимым смехом.

Детектив вопросительно наклонил голову.

— Я сказал что-то смешное?

— Нет, — ответила она, когда поуспокоилась настолько, что обрела дар речи. — Вы ничего смешного не сказали, вы сказали нечто честное. Вот что заставило меня захохотать, захохотать так сильно, что, по-моему, у меня лопнул чулок.

Я стала такой знаменитостью, такой звездой, что больше никто не осмеливается быть со мной честным. Мои издатели, мои читатели, мои критики… ну, в большинстве, — уточнила она, не вполне подавив зародыш рявканья, — все твердят мне, что моя последняя книга, то есть любая последняя, чудесна, потрясающа, наилучшая по сей день, хотя мы все знаем, что это пустышка. И даже если рецензии чуточную чуточку не так восторженны, как я привыкла, это не помешает издателям объявить ее на обложке «весьма одобренной». Говорю вам, Трабшо, в этой стране еще не выходила книга, которая не была бы «весьма одобренной». Вот увидите, скоро они примутся рекламировать «весьма одобренную» Библию и «весьма одобренную» телефонную книгу, ха-ха-ха!

Не то чтобы я, — продолжала она, внезапно включая свой «серьезный» голос, — не то чтобы я считала «Смерть. Руководство для пользователя» пустышкой, вы понимаете. Она не принадлежит к моим немногим, моим более чем немногим промашкам. Но вы правы, она чересчур умна для собственной пользы. Ее даже можно назвать «переумной»: звучит это, будто вдвое умнее умного, но на самом деле означает половину от целого.

Так что благодарю вас, Трабшо, — заключила она. — Очень вас благодарю.

— За что вы меня благодарите?

— За то, что вы так откровенны. Откровенны и интересны. Пусть вы еще сравнительный новичок в области «Ищи убийцу!», но вы уже стали подлинным теоретиком.

— Ну, вы знаете, мне не хотелось бы, чтобы вы подумали, будто я не получил от нее огромного удовольствия. Я получил, и огромное, правда, но не такое, как от ваших прошлых.

— Так мило, что вы это сказали. И, право же, вы должны называть меня Эвадной. Мы же старые товарищи и союзники. Или, еще лучше, называйте меня Эви. Отсеките лишнее, э? Вы же так и поступите, так почему не сейчас?

— Эви, — неубедительно сказал Трабшо.

— И могу ли я называть вас… ну, как вас называют ваши друзья?

Детектив пыхнул трубкой.

— Боюсь, их немного осталось. Но если вы про мое имя, так оно Юстес.

— Юстес? Боже, боже, боже, я совершенно не вижу вас Юстесом.

— Вот и я тоже, — буркнул Трабшо. — Но что поделать. Такое имя мне дали, оно значится в моей метрике, и это имя, если я слышу его у себя за спиной на улице, заставляет меня оборачиваться. Чего, откровенно говоря, теперь не случается никогда.

Эвадна Маунт отвела несколько секунд на его созерцание.

— Послушайте, Юстес, — сказала она, сверившись со своими наручными часами, — у вас что-нибудь на этот вечер назначено?

— У меня? — ответил он уныло. — Я редко чем занят по вечерам.

— То есть вы в Лондоне не по какой-то особой причине?

— Я теперь живу в Лондоне. Купил половину двухквартирного дома в Голден-грин.

— Неужели? Расстались с этим коттеджем на Дартмурской пустоши?

— Продал его и переехал шесть-семь лет назад. Понимаете, мне стало совсем одиноко после смерти старины Тобермори. Вы помните моего слепого лабрадора, которого пристрелили на пустоши?

— Конечно, конечно, помню. Так значит, сегодня вы никуда не собираетесь?

— Никуда.

— Так почему бы вам не присоединиться ко мне? Э? Старых времен ради?