Читать книгу "Самолет без нее - Мишель Бюсси"

23.54.

Языки пламени в камине доедали последние бумажные листки. Детектив скользнул взглядом к виварию, откуда доносился отчаянный стрекот. Он отключил электрическое питание полчаса назад. Без пищи, лишенные кислорода, стрекозы не протянут и недели. А ведь он потратил немыслимые деньги на приобретение наиболее редких видов; на протяжении долгих лет часами ухаживал за виварием, кормил его обитательниц мелкими насекомыми, следил за ними, спаривал, а уезжая по делам, поручал заботу о них специальной фирме.

Теперь они тоже умрут. Вместе с ним.

«Вообще-то говоря, — подумал Гран-Дюк, — довольно приятно сознавать, что ты волен распоряжаться чужой жизнью: сначала опекаешь, а потом приговариваешь к смерти; сначала даришь надежду, а потом приносишь в жертву. Играешь с чужими судьбами как лукавое и непредсказуемое божество… Но разве он сам — не жертва столь же жестокого божества?..»

Кредюль Гран-Дюк сел за стол и машинальным жестом отодвинул подальше светло-зеленую тетрадь, словно боялся, что на нее попадут брызги крови.

Развернул перед собой «Эст репюбликен». Номер от 23 декабря 1980 года. Еще раз перечитал заголовок на первой полосе. «Чудесное спасение в Мон-Террибль».

Огромные буквы занимали большую часть газетной страницы. Прямо под ними помещалась не слишком четкая фотография: искореженный остов самолета, вырванные с корнем деревья, истоптанный спасателями снег. Ниже шел короткий текст с описанием случившейся катастрофы.

«В ночь с 22 на 23 декабря 1980 года на склонах Мон-Террибль, на франко-швейцарской границе, потерпел крушение аэробус 5403 „Стамбул — Париж“. 168 из 169 пассажиров и члены экипажа погибли в результате столкновения с землей и вспыхнувшего затем пожара. Чудом спасся лишь трехмесячный ребенок, которого выбросило из самолета до того, как его охватил огонь».

Гран-Дюк поднял глаза. Вот так он и умрет. Чуть наклонится вперед и пустит пулю себе в висок. Голова упадет на раскрытый газетный лист. Его кровь зальет страшный снимок, смешавшись с кровью ста шестидесяти восьми погибших. Его найдут через несколько дней или недель. Жалеть о нем некому. Не Карвилям же? Разве что Витрали, может быть, немного огорчатся. Эмили, Марк… Но больше всех — Николь.

Жестокая ирония судьбы.

После его смерти тетрадь отдадут Лили. Все правильно, ведь в ней — ее жизнеописание. Его завещание.

Гран-Дюк почти горделиво в последний раз полюбовался на свое отражение в медной табличке. «Что ж, это будет хороший конец. Много лучше, чем все остальное».

По крайней мере, ему в этой жизни крупно повезло. Расследование длиной в восемнадцать лет…

23.57.

«Пора».

Он бережно передвинул газету, чтобы она лежала прямо перед ним. Наклонился над столом и влажной ладонью обхватил рукоятку револьвера.

Медленно поднял руку.

От прикосновения к виску холодного металла он невольно вздрогнул. Ничего, он готов. Спасибо выпитому вину.

Он постарался выбросить из головы все мысли. Главное — не думать о пуле. Сейчас она в нескольких сантиметрах от его мозга, а через пару секунд разнесет ему череп.

«Не думать ни о чем. Вглядеться в небытие».

Указательный палец нащупал спусковой крючок. Надо просто нажать — и все будет кончено.

«Закрыть глаза? Или оставить их открытыми?»

Капля пота скатилась со лба и шлепнулась на газету.

«Открой глаза и сделай это».

Он качнулся вперед и уставился взглядом в газетный лист, лежащий в двадцати сантиметрах от лица. В последний раз посмотрел на обгорелые останки самолета. На фигуру пожарного, снятого перед больницей в Монбельяре, с посиневшим младенцем на руках. Чудом спасшийся ребенок.

Палец на спусковом крючке напрягся.

23.58.

Детектив скользнул опустевшим взглядом по газетной странице. Черные строчки расплывались перед глазами. Пуля, не встретив ни малейшего сопротивления, легко пробьет висок. Одно движение пальца, всего на пару миллиметров… Он сфокусировал взгляд на вечности, и пятна типографской краски обрели четкость, как будто кто-то подкрутил объектив фотокамеры. В последний раз посмотреть на мир через это окно, пока все не потонуло в смертном тумане.

Палец. Спусковой крючок.

Широко открытые глаза.

Неожиданно Гран-Дюк вздрогнул всем телом, словно от удара электрического тока.

«Случилось невероятное! Он узнал правду!»

Палец медленно сполз со спускового крючка.

Вначале Гран-Дюк решил, что ему почудилось. Глюк. Защитная реакция мозга перед лицом неминуемой смерти.

Но нет!

То, что увидели его глаза на газетной странице, было абсолютно реальным. Бумага пожелтела, и краски выцвели, но никаких сомнений у него не оставалось.

«Вот оно, решение загадки».

Голова работала с поразительной ясностью. За все эти годы он расследовал десятки, сотни версий, но лишь теперь ему удалось ухватиться за кончик нити. Надо только потянуть за нее, и клубок распутается с пугающей простотой.

Истина оказалась очевидной.

Он опустил оружие. Из горла помимо воли вырвался идиотский смешок.

Он посмотрел на часы.

23.59.

Ему все еще не верилось, что это случилось. Руки тряслись. От затылка по позвоночнику прокатилась волна дрожи.

Он нашел разгадку!

Она с самого начала была здесь, на первой странице газеты. И терпеливо ждала своего часа. Потому что восемнадцать лет назад никто не сумел бы ее распознать. Все читали и перечитывали эту газету, вглядывались в детали и изучали подробности, но… Ни в 1980 году, ни в последующие годы догадаться о том, что ключ к тайне спрятан здесь, было попросту невозможно.

Решение лежало на поверхности. Но, чтобы наткнуться на него, необходимо было выполнить одно условие.

Одно-единственное. Совершенно безумное.

Взять в руки газету восемнадцать лет спустя.

2

2 октября 1998 г., 8.27.

«Кто же они друг другу, эта парочка? Влюбленные или брат с сестрой?»

Этот вопрос вот уже почти месяц терзал Мариам — хозяйку бара «Ленин», расположенного на перекрестке Сталинградского проспекта и улицы Свободы, в нескольких метрах от входа в университет Париж-VIII-Венсен-Сен-Дени. Бар в ранний утренний час пустовал на три четверти, и Мариам пользовалась моментом, чтобы ровно расставить столы и стулья.

Парочка сидела на своем обычном месте в глубине зала, возле окна, за маленьким столиком на двоих. Они держались за руки и смотрели друг другу в глаза. У обоих — голубые.