Читать книгу "Кошмар с далекой планеты - Эдуард Веркин"

– Ну, придумай чего…

Что она все нукает, тоже мне, конезаводчица.

– Можно… – я оглядел кают-компанию, – можно напасть на Бирюзу. Там воссоздали термы древнеримские, в них разные герои расслабляются. А мы их… Дустом.

Почему-то мне вспомнился этот самый дуст, хотя что это такое и как его применяли, я не знал совершенно. Наверное, генетическая память, слова разные тоже в ней откладываются.

– Мне не нравится, – Аврора надулась. – Это безобразная идея, только такой дурак, как ты, мог это предложить.

– Ну почему же, это оригинально… – попытался возразить я. – Свежо…

– Оригинально?! Свежо?! Нападение на Бирюзу! На ясли…

– Я не предлагал на ясли, – перебил я, – а предлагал на термы. Однако если тебя не устраивают термы, то можно на Курорт Карантинной Службы. Сначала набрать жидкого асфальта или грязи какой. Ила! С каракатицами и медузами! Как тогда, помнишь? А потом все это распылить на бреющем полете над пляжами! Во смеху-то будет!

– Это не пиратство, мон шер, это мелкое хулиганство, – Аврора презрительно скривилась. – Раньше за такое тебя бы высекли…

Палец у нее практически восстановился. Подрос. Она чуть задумалась, а потом закончила:

– На конюшне. Кажется, раньше на конюшнях секли?

– Это кого как, – уклончиво ответил я. – Тебя, разумеется, бы секли на конюшне, а меня…

– А тебя бы в палатах белокаменных!

– Меня бы вообще не секли, я ведь дворянин.

– Кто?

– Дворянин! – с гордостью сказал я. – Мой пра-пра-пра… Короче пра-пра, так вот, он был стремянным у Минина и Пожарского. То есть у одного Пожарского. Я человек благородный…

– Стремянной? – презрительно спросила Аврора. – Это что значит?

– Ну, это… Как бы тебе объяснить… Он…

Стремянной – это тот, кто держался за стремя своего начальника, кажется, так. Само собой, говорить про это Авроре мне совсем не хотелось. Поэтому я соврал. Придумал немножко.

– Стремянной – это тот, кто стремительно бросается в бой на врага, – сказал я. – Самым первым. Это самый храбрый, самый могучий…

– О! – притворно закатила глаза Аврора.

– Короче, меня бы не высекли.

– Ну, это неважно, – отмахнулась Аврора. – Высекли бы тебя или не высекли… К тому же, насколько я знаю, тебя уже секли…

– Это не считается, – возразил я. – Это я сам подстроил, специально…

– Ну конечно! Только мы сейчас о другом говорим. О том, что сама эта идея – заливания грязью терм…

– Карантинной службы, – поправил я.

– Разницы нет. Вся эта идея – жалкая и бессмысленная. Ну, зальешь. И что?

– Как что? – удивился я. – Смешно! Так им и надо!

Аврора мерзко хихикнула. Почему-то и Заскок хихикнул. Может, они сдружились втихую? Будут теперь вместе гекконов разводить.

– Что? – спросил я.

– Знаешь, Уткин, у меня подозрения возникают.

– И что же за подозрения?

– Вполне определенные. Мне кажется, у тебя некоторые комплексы. Тебя не взяли в Карантинную Службу – что само по себе неудивительно, я бы тебя даже в мусорщики не взяла, и ты теперь весь от этого клокочешь!

– Я не клокочу, – совершенно спокойно возразил я.

– Клокочешь! Я же вижу. Ты клокочешь от ненависти и собираешься залить несчастных агентов жидким асфальтом. Это жалкий поступок! Это комплексы!

– Ну да, – кивнул я. – Заливать асфальтом карантинщиков – это комплексы. А освобождать цирковых жирафов – это не комплексы!

– Да! – Аврора топнула ногой. – Это не комплексы! Это борьба!

– А почему ты не освободишь… лабораторных крыс, к примеру?

– Да я их тысячами освобождала! Миллионами!

Аврора завелась и принялась перечислять акты освобождения, начиная с самого первого, совершенного еще в четыре года. Я подумал, что зря про мышей сказал – теперь она мне перечислит каждую мышь поименно. С родословными. С родственниками. А Заскок в подтверждение всего этого кивал головой, совсем, видимо, заскочил. Нет, какая все-таки компания! Радикальная анархистка, робот-баянист, дельфин-коматозник.

Кстати, в коме-то в коме, а место занимает. Полкаюты. Разумеется, моей. К себе она Гошу не пустила, мотивировав тем, что он мужского пола. Я возражал, указывал на то, что, во-первых, он дельфин, во-вторых, он дельфин в коме, в-третьих, если Аврора опасается каких-то посягательств, то совершенно зря – Гоша упакован в надежный артексный кокон, из которого без резака выбраться нельзя.

Но Аврора все равно запихала Гошу ко мне. Это не очень удобно – жить в одной каюте с дельфином. Ему снятся сны, и от этого он начинает болтать хвостом. Она хотела еще и Заскока ко мне определить, но тут уж я воспротивился и запинал этого наглого бота в рундук. Сначала вообще хотел его снаружи оставить, к корпусу приварить, пусть проветрится, но потом передумал. Не знаю даже, почему передумал, так просто. Теперь в рундуке киснет. Иногда, между прочим, нагло башку выставляет, в лоб бы ему из рогатки.

– Можно взять заложников, – предложил я.

– Что?

– Захватить заложников. Раньше это было весьма популярно. Захватывали заложников и требовали освобождения.

– Чьего освобождения? – насторожилась Аврора, и я понял, что сболтнул лишнего.

– Ну, можно не освобождения потребовать, а наоборот… Были бы заложники, а что требовать – придумаем.

– Допустим, – Аврора прищурилась. – Допустим, мы захватим заложников и выдвинем требования. А если их не выполнят? Что делать с заложниками?

– Я не знаю…

– Не знаю! – передразнила Аврора. – Не знаешь, а предлагаешь. А еще реконструктор!

Слово «реконструктор» было произнесено с крайне оскорбительной интонацией, практически как ругательство, наверное, микробиологи Средних веков с такой интонацией произносили слово «стафилококк».

– Можно напасть на Гоген, – сказал я.

Вообще сначала я хотел предложить напасть на Олимпию, маленькую такую планетку недалеко от Бирюзы, на которой отдыхали спортсмены. Сила тяжести там была небольшая, ну, как на Марсе, и спортсмены там чрезвычайно быстро восстанавливались. Наверное, я вспомнил знатного плевуна Яна Пржельчика или как там его, вот и решил на Олимпию. Но потом подумал, что это слишком глупо – ну, нападем мы на Олимпию, а там все борцы, нео-боксеры или пусть даже плевунцы, как этот Пржельчик. Полетят от нас с Авророй клочки по закоулочкам, один Пржельчик чего стоит – как плюнет ядром, так и зашибет до смерти. Нет, Олимпия для нападения не годится… И тут же как некая противоположность Олимпии из моего сознания выплыла планета Гоген. Рай живописцев. Где никто тебя через бедро не перекинет и из лука не застрелит. Где все культурно и нормально, как в музее.