Читать книгу "Ричард Длинные Руки - сеньор - Гай Юлий Орловский"

– Да, – согласился я, – понимаю. Еще один камушек на чашу весов, чтобы не попадаться на глаза прелату. Или, как его, нунцию.

Дитрих смотрел на меня мудрыми грустными понимающими глазами. В эпоху рыцарства Европа вдохновлялась подвигом неистового Роланда, лила слезы над его гибелью, тогда понимали прекрасно, почему в час гибели Роланд обращается к своей спате Дюрандаль, а не к возлюбленной невесте Альде, что ждала у окошка его возвращения. Это потом, когда дух рыцарства стал исчезать, поэты написали бы, что Роланд в час гибели говорил бы не о любимой Родине, а о любимой женщине. Не страдал бы, что погиб цвет рыцарства, а горевал бы, что не обнимет возлюбленную. Но тогда дух был высок, тогда «сперва думай о Родине, а потом – о себе». О короле Артуре с его тупыми и самовлюбленными рыцарями и не вспоминали, для настоящих рыцарей то были всего лишь крепкие мужики в железе, зато в мое время о паладинстве уже забыли напрочь, вот тогда-то вспомнили эпоху короля Артура, ибо сам король и его герои для нас просты и понятны: дрались за добычу, умыкали чужих жен, а если и освобождали какую невинную девушку из лап людоеда, то опять же мотивы их поступков были проще и яснее нам, простолюдинам третьего тысячелетия. И рыцарями начали считать именно воинов короля Артура, хотя звания рыцаря по сути достоин один лишь Галахад, мог бы даже считаться паладином, остальные же – крепкие мужики в доспехах и с мечами, что не просто думали сперва о себе, а потом о Родине, вообще ни о какой родине не думали и не знали такого понятия…

Перед моим взором проплыли картинки прошлого, я ответил со вздохом:

– Вы правы, отец Дитрих. Какой из меня паладин… Когда собираться?

– Лучше не затягивайте, – ответил. – На рассвете вас устроит? Что делать, сэр Ричард, сильному воину господа – ноша по плечу!

– Больший груз, – огрызнулся я, – везет не самый сильный, а самый тупой верблюд.

Утром я проснулся, щурясь, комната залита светом, как будто над Зорром засияло два или три солнца. За окном свист, треск, а когда выглянул, обомлел: черные проталины, где вчера был снег, пригорки похожи на зеленые щетки: начинает вылезать жесткая торопливая трава.

От земли валит пар, впадинкам тепла досталось меньше, там травы еще нет, блестят грязные льдинки, но истаивают буквально на глазах. Птицы подняли неистовый щебет, стараются перекричать друг друга. Вдоль подоконника пробежал крупный муравей, посмотрел в мою сторону внимательно, сяжки двигаются, старается понять, перепадет ли сегодня от меня угощение или придется искать и тащить перезимовавших мух, жуков, куколок, очень худых и жестких, иссохших, будто тоже старались попасть в святые и до неприличия морили себя голодом.

– Ого, – сказал я невольно по своему адресу. – Ни фига себе спун! Ну не жаворонок я, не жаворонок! Я вообще-то еще тот гусь…

Сонный добрел до бадьи с водой в углу комнаты. Ударом кулака проломил тонкую корочку льда, плеснул в лицо, здесь так умываются и короли, если умываются, взвизгнул, не по мне это моржовство, поспешно оделся. В средневековье феодалам помогают одеваться слуги, но я хоть и в феодальстве, но пока еще не феодал, а так себе, подфеодальник, мужик с мечом и с доспехами, хотя и при золотых монетах, но ранг, ранг, ранг…

Когда спускался вниз, слуга почтительно доложил, что в прихожей дожидается сэр Сигизмунд. Я заглянул в приоткрытую дверь, Сиг сидит у дверей, прямой и правильный, красивый рослый юноша, белокурый, с нежным розовым лицом, на лице почтительное внимание.

Я приоткрыл дверь, Сигизмунд вздрогнул, увидел меня, вскочил, преисполненный почтительности. Я помахал рукой.

– Сэр Сигизмунд, не соблаговолите… это… отзавтракать со мною?

Он поклонился.

– Сочту за честь, сэр Ричард!

Голос его оставался звонким и чистым, и сам он выглядел свежим и чистым, как круто сваренное и очищенное от скорлупы яичко. Я вздохнул, сам я больше по утрам похож на свежий огурчик: такой же зеленый и в пупырышках, хотел пропустить Сигизмунда вперед, но здесь эту вежливость не поймут – я же сюзерен, а он этот, вассал, – прошествовал к столу.

Пока поглощали холодное мясо, на другом конце помещения сырое мясо жарилось на открытом огне, пеклось на углях. Запахи жареного плыли тяжелыми волнами, били в ноздри, заползали в уши, делали волосы жирными и липкими. Сэр Сигизмунд ел с аппетитом, раскраснелся, хотя дома наверняка позавтракал, глаза косились на мои пальцы с удивлением, я то и дело, орудуя двумя ножами, один использовал как вилку, что казалось диким и неестественным. Правда, я быстро отвык от привычного бесконтактного способа – как легко опускаться! – и с удовольствием хватаю мясо руками, здесь так делают даже короли и нежные принцессы.

– Какие планы? – спросил я у Сигизмунда. Он удивленно вскинул брови.

– Какие у меня могут быть планы?

– Ах да, – сказал я, он же мой вассал, а это значит, вся ответственность на мне, и если даже он сам кого-то прибьет или снасильничает, вешать поведут меня. Ну, не то чтобы уж сразу вешать, но все-таки. – Вы счастливый человек, сэр Сигизмунд… Я сегодня отправляюсь на юг. Мне даже дали примерную карту. Все-таки я не тиран, вам предоставляю выбор.

Он посмотрел большими глазами, голос упал до шепота:

– Какой… выбор?

Я ответил тем же страшным шепотом, даже посмотрел по сторонам:

– Оставаться здесь… или ехать со мной.

Он с облегчением вздохнул, засмеялся.

– Вы все шутите!

– Значит, едем, – подытожил я. – Чтобы ладить с ближними, нужно держаться от них подальше, а я собираюсь ладить и дальше. Так что завтракайте как следует, обедать нам, возможно, придется…

Его большие синие глаза округлились, спросил радостно:

– … в раю?

Я поморщился.

– Торопитесь, мой дорогой сэр Сигизмунд! Легкие дороги ищете? Господу угодны те рыцари, что потрудились на ниве… гм… на ниве. Рай – это как на пенсию, надо заслуг побольше, чтобы место дали получше! Думаете, все толпой сидят и на арфах шпарят? Нет, кого-то за особые заслуги и до пианины допускают! А то и вовсе – до рояля.

– Простите, сэр Ричард!

– Не за что, – ответил я мужественно, ибо мясо подали хорошо прожаренное, просто тает во рту, солнце светит ярко, весна, птички чирикают и вообще поют. – Жизнь прекрасна, что и удивительно! Мы им еще покажем!

Он подтвердил радостным голосом:

– Да, сэр, конечно! Но кому «им»?

– А всем, кто попадается на дороге! Чтоб не попадались! Рыцари мы или не рыцари?

– Да, – ответил он с неуверенностью, – да, мы рыцари…

С юмором у него туговато, не все господь складывает в одну сумку, да и юморист из меня, если честно, не намного лучше, чем рыцарь-крестоносец.

Глава 2

Двор плавился в лучах торопливого весеннего солнца. Воздух был свеж и наполнен жадной жизнью: даже куры, что копаются неподалеку от крыльца, квохтали громче, а петух бросался на проходящих мимо людей, почему-то не отличая благородное сословие от простолюдинов, отгонял ревниво от своих кур, возле колодца собралась группка смешливых девушек.