Читать книгу "Кто предавал Россию - Виталий Каравашкин"

Именно с этим связан термин, обозначающий изменника в Древней Руси, — «преступник» («преступившие клятву»), «а в четверк побегоша к Ярославоу преступници кресту, человали бо бяхоу хрест честный к Мстиславоу со всеми новгородци» (Новгородская Первая летопись, ст. 1215 г.).[7]«Преступников» летописец часто определяет как «беззаконных» (т. е. отрекшихся от соблюдения христианских заповедей, «закона» ) и «окаянных» ( «сходных с Каином» — библейским братоубийцей, чье имя стало нарицательным).

Сам обряд крестоцелования известен с апостольских времен. На Русь он пришел из Византии вместе с христианством. О присяге христиан на кресте говорится в договорах Руси с греками 911 и 944 гг.[8]

В самой же Руси она впервые упоминается в 1059 г., когда Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи, освободив своего дядю Судислава из темницы, «водили его к кресту».[9]

Крестоцелование отражало особое положение князя — как стержня всей политической структуры.[10]Первоначально оно выступало как атрибут статуса князей, исключительная прерогатива в институте регулирования межкняжеских отношений. Им утверждался мир между враждующими князьями, держание ими столов на момент заключения соглашения, фиксировалось единство военных коалиций, закреплялись международные соглашения. Часто акт крестоцелования осуществлялся на княжеском съезде.

Текст клятвы, как правило, включал следующую формулу: «Кто преступит крестное целование — на того быть всем» (Лаврентьевская летопись под 1097 г., Ипатьевская летопись под 1145 г.)[11]

Присяга сопровождалась заключением крестоцеловальной грамоты, в которой оговаривались конкретные условия соглашения. В случае возникновения спорных моментов она могла быть предъявлена оппоненту (напр., это сделал в 1144 г. галичский князь Владимир Володаревич в ходе конфликта со Всеволодом Ольговичем).[12]

При оценке легитимности присяги арбитром мог выступить митрополит или церковный собор. Иерарх церкви имел право снять с князя крестоцелование, приняв ответственность за его нарушение на себя.[13]

Нарушение присяги на верность в Киевской Руси встречалось довольно редко, поэтому каждый раз привлекало к себе внимание летописца. В рассказе об аресте 10 июля 1067 г. Всеслава Брячиславовича Полоцкого князьями Изяславом, Святославом и Всеволодом Ярославичами говорится, что, поклявшись на кресте, они заманили Всеслава для переговоров в шатер, схватили его и бросили в киевскую тюрьму («поруб»). Однако князь находился там недолго: 15 сентября 1068 г. во время восстания киевлян против Изяслава Всеслав был освобожден из заточения, восславлен и поставлен восставшими на киевский престол. Летописец подчеркивает: «Всеслава же явно избавил крест честной!…Бог же показал силу креста и поученье земле Русской, чтобы не преступали честного креста, целовав его; если же преступит кто, то и здесь, на земле, примет казнь и в будущем веке казнь вечную».[14]

Следует отметить, что летописцу не очень важно, пред кем нарушена клятва, — перед соотечественниками или иноземцами. Показателен в этой связи рассказ об избиении Итларевой чади. В 1095 г. в Переяславль Южный прибыло для заключения мира посольство половцев во главе с Итларем и Кытаном. Им были даны гарантии неприкосновенности. Переяславский князь Владимир Всеволодович (Мономах) даже отдал им в заложники своего сына Святослава. Но дружинники Славята и Ратибор убедили Владимира перебить послов. Князь поначалу возражал, ссылаясь на нерушимость «роты» (клятвы). Но веская аргументация, что половцы сами не держат мирных клятв, привела князя к решению, что «нет в том греха».

Славята с небольшой дружиной выкрал заложника Святослава и убил Кытана с его людьми, расположившимися у ворот Переяславля. На следующий день, 24 февраля 1095 г., Итларь и его спутники были обманом заманены в избу, якобы специально истопленную для них. Дружинники Владимира во главе с Ольбером Ратиборовичем расстреляли их из луков через разобранную крышу.[15]

Летописец довольно сухо излагает эти факты, описывает колебания Владимира, подчеркивает, что клятвопреступление русского князя явилось ответом на нарушение половцами своих обещаний. И все же он называет смерть Итларя «злой».

Наказание за измену клятве часто трактовалось как причина поражения и гибели клятвопреступника. Показательна реакция летописца на вероломное ослепление Василька Теребовльского в 1097 г. Интересно, что причиной разгрома половцев во главе с Белодюзей в 1103 г. также называется клятвопреступление. В уста Владимира Мономаха вкладываются слова: «Знай, это клятва захватила вас! Ибо сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю? Почему не учил ты сыновей своих и род свой не нарушать клятвы, не проливать кровь христианскую? Да будет кровь твоя на голове твоей»[16]

Модификация понятия измены происходит в период феодальной раздробленности. Со второй трети XII в. учащаются крестоцелования князей и их последующие нарушения. При постоянных междоусобицах князья клялись и нарушали свои обязательства столь часто, что, по выражению летописца, «уста не успевали обсыхать от крестного целования». Выявить зачинщика клятвопреступления зачастую не было никакой возможности: присягу нарушали все стороны в многочисленных конфликтах.

Крестоцелование обрело в значительной мере формальный характер. Клятвопреступление по-прежнему осуждалось, но усобицы теперь расценивались, скорее, как «мятеж», «крамола» — явление негативное, но практически повседневное. Лишь в некоторых случаях летописец выражает безоговорочное возмущение «окаянными законопреступниками»: например, если присяга была нарушена особо злодейским способом и привела к ужасающим последствиям (см. ст.: Кучковичи, Улеб настоящего издания).

Рост городов и городских общин, нередко выступающих в междоусобных конфликтах в роли самостоятельной силы, вызвал новую форму крестоцелования. С XII в. оно начинает скреплять договоры горожан с князем (ранее стороны присягали на иконе — покровительнице города). Представители городских общин, приносящие князю присягу, включали в нее следующую формулу: «Яко ты нам князь еси, и даи ны Бог с тобою пожити, извета никакоже до тебе доложити и до хрестного целования» (Ипатьевская летопись под 1159 г.); или: «Якоже им имети сына его собе князем, а иного князя не искати, оли ся с ним смертью розлучити» (Ипатьевская летопись под 1168 г.).