Читать книгу "Посох, палка и палач - Эльфрида Елинек"

Они пронизывают голубизну дня, наш Герхард Бергер например, это воплощенное трудолюбие равнины. Взять хотя бы нашего Анди, как он взмывает к солнцу, а потом опускается сквозь голубое море воздуха. Под ним золотые ленты рек и улиц. Его выпускают из красивого здания, которое мы построили специально для него. Его спускают, как спускают воду. И она даже не всколыхнется, когда он исчезает в затемнении, наш золотой Анди, наша золотая птичка овсянка! (Мясник отрезает вязаные свиные уши со своей шапочки и подкладывает их к мясу.)

Только человеку свойственна страсть к игре, эта единственная в своем роде возможность без всякой на то причины прыгать с трамплина, изгибаться между стоек ворот, гнуть и корежить таблички с названиями селений, устанавливать новые или оставлять все как было. Просто не верится! Цыгане, возвращайтесь в свою Индию! Ведь эти пластичные образования — тоже тела! Но почему в них сделаны разрывы и трещины? Спросим-ка нашего господина Посохера, почему так устроено? А я тем временем задамся другим вопросом: о чем думают, что чувствуют наши парни и девушки, когда стремительно скользят по льду и летят в слежавшийся снег? Что чувствует, к примеру, наша Эмеза?{4} Нет ли ее случайно здесь? Нет. К сожалению, наша Эмеза сегодня не смогла прийти! Ответьте нам вместо нее вы, господин Палкер! Ах, да, это же я сам!

Я, стало быть, спрашиваю себя, а мог бы спросить и спортивного обозревателя Прюллера: что чувствует обычный человек, стоя у края трассы, когда на него мчится чья-то — все равно чья — жизнь, и спохватывается слишком поздно, когда пытается натравить на нее немецкую овчарку — извините, я только сейчас увидел, что, напротив, это моя собака была избита вами, полицейские! Исчезните с моих глаз, причем немедленно! Итак, зритель замечает, что это была не его жизнь, что она принадлежала кому-то другому, кого он совсем не знает. И пока он удивляется, что с ним катит кто-то, кого он не знает, мимо, почти касаясь его, проносится этот лыжник. Он чувствует холодное прикосновение попутного ветра к своей щеке, этот вечный зритель, его чуть не задело ребром лыжи. Ну, наконец-то вы немного оттаяли, дорогие зрители!

Женщина. Подождите, господин Палкер! А в чем заключается наш вклад? Возможно, мы могли бы представить его в виде печи, которая отдает свое тепло для приготовления блюда, делает это блюдо по-настоящему съедобным? Господин верховный судья Палкер: в этом блюде больше мяса, чем я в состоянии прожарить, уж лучше прожарю я сейчас симпатичного Карла Вендлингера{5} из «Формулы-1». Он пережил ужасную катастрофу, кто бы мог подумать, что он вернется?

Я придерживаюсь мнения, дорогие слушатели, что жизнь, какие бы ужасы она с собой ни несла, надо благодарно принимать, ибо тело приюта «Формулы-1» Бергера и тело бывшего пилота «Формулы-1» Вендлингера что-то воплощают. Но эти тела, что лежат у столба, нет уж, увольте! Для меня они не воплощают ничего.

Покупатель. Если мне и захочется прилечь где-нибудь отдохнуть, то только не здесь! Песчаный карьер, пустыня, холмистая местность, сомнение, глубина, у которой вынули дно. Говорят, нужно пожелать успеха нашим отчаянным парням. Тут поневоле впадешь в отчаяние!

Мясник. Дорогая фрау Маргит, меня зовут Палкер.

Фрау Маргит. Как! А я думала, так зовут вон того господина.

Мясник. Его тоже так зовут. В нашем распоряжении здесь, кроме меня, целая куча Палкеров.

И это еще что! Представьте себе, это всё люди, не позволяющие себя использовать! Они-то как раз не пустотелые. Будь они хотя бы соломинками, с их помощью можно было бы пить кока-колу.

Дорогая фрау Маргит, почему вы не рассказали нашей публике о том, что сообщили мне в частной беседе перед этой передачей? Вы сказали, что дух молодости в наших спортсменах вы рассматриваете как субъективное ощущение времени, как игру с пустотой смерти. И что вы боитесь, как бы вследствие этого мы раньше или позже не предали не только нашего конечного, но и бесконечного партнера, и все только ради того, чтобы занять призовое место, правда, не в скоростном спуске на лыжах и не в слаломе, но в этом году хотя бы в командном зачете. Нам, как и любому другому человеку, лучше всего живется тогда, когда мы побеждаем и потом мечтаем побеждать снова и снова.

Женщина. У меня прямо-таки открылись глаза!

Мясник. Я думаю, к тем немногим, у кого большое будущее, стоило бы причислить и значительно более незаметных, тех, кого не знает широкая общественность, но кто благодаря своей внутренней красоте собирает в себе отблески чего-то великого, чтобы потом отраженным светом подарить их немногим и редкостным.

Фрау Маргит. Кажется, господин Палкер, я теперь понимаю, почему вы написали эту огромную кипу статей. В них предложение получается у вас настолько длинным, что начало совершенно теряется в тумане конца. И смысл фразы утрачиваешь, едва начав читать. Ну да, ваш луч исходит из кинескопа, из трубки, в которую смотрит наша публика, но трубка эта вовсе не духовка, а всего лишь образ, картинка, хотя и в ней кое-что покрывается коричневой хрустящей коркой, и эта корка с каждым днем становится все коричневее. Правда, образ принадлежит не нам, а всегда кому-то другому.

Мужчина. Вы совершенно правы, фрау Маргит. Наши дорогие зрители только зря напрягают зрение, к счастью, в руки им дают не живых людей, или все же живых? Иногда мы предлагаем и настоящих людей. Вот и сегодня у нас специальное предложение, бери не хочу! Это однако не значит, что можно брать на выброс. Они и без того сгинут. Их надо вывесить мокренькими. Пусть подсохнут. Это совсем не трудно. Только постарайтесь, дорогие дамы и господа, не быть в том месте, где им придет конец. Существа, попавшие к вам в руки, о, я вижу, к сожалению, что сути истории среди них на этот раз нет, возможно, попадется в следующий раз! Давайте присмотримся к ним еще, да повнимательнее, нет, то, что сейчас вы держите в руках, фрау Маргит, это не ваша суть! Существо слишком маленькое, чтобы быть вашей сутью. Вашу суть, которая к тому же включает в себя и все ваши увлечения, настолько весома, что вам ее даже не приподнять! Кроме того, эти маленькие существа, судя по всему, уже кому-то принадлежат! Разве сейчас кто-то не звал маленькую Оливию?

Так что будьте начеку! Бог ты мой, только что какая-то женщина выбросила из окна двоих своих детей и выбросилась сама! Ужас! Один ребенок шлепнулся на мостовую перед прибывшим к месту происшествия полицейским, а второй приземлился прямо на полицейского. Уважаемая публика! Эта женщина поняла, что почем! Даже вы в состоянии это уразуметь! Вам тоже только и остается что утверждать неповторимость вашей индивидуальной, ибо неделимой, смерти. Но то, как вы, якобы единственный и неповторимый, можете и должны относиться к другому, якобы единственному и неповторимому, так и останется выше вашего разумения.

Эй, вы! Да-да, вы! Не подниметесь ли вы на минутку ко мне на сцену?

Он выбирает из публики одного человека и с быстротой молнии прикрепляет его вязальным крючком к себе.