Читать книгу "Характер победителя - Михаил Нестеров"

– Неужели ты думал, что тебе, офицеру грузинской армии, позволят предать свою родину? – продолжал Шерхан. Он покачал головой, и даже густые брови его поползли вверх. Казалось, он не верил своим словам. – Нет, ты ее пока не предал. Ты только ступил на дорогу предательства. Обвинив родину раз, ты выдвинешь против нее другие обвинения – обоснованные и нет. Ты войдешь во вкус. Мне это очень знакомо. Не ты первый, не ты последний, кого я обламывал. Зубы у тебя еще пока целы. Понимаешь, о чем я говорю?

Вот сейчас Дания неоправданно затянул с ответом, и Шавхелишвили напомнил ему, что время лирических отступлений закончилось. Он ударил Данию, и тот повалился на пол, собирая лицом грязь с заплеванного пола. Он был похож на громадную креветку, выброшенную на берег.

«Время заката вышло», – подумал вдруг Шавхелишвили. Он запомнил тот момент, когда лучи уходящего за горизонт солнца целеуказателями прорвались через дыры в крыше и стенах, а время как будто остановилось. Для всех, кто находился в радиусе ста метров, а не только для одного человека, который, может быть, повторял про себя: «Зубы пока еще целы...» Интересно, когда его брали, он думал о том, что ему могут отбить внутренности, но лица не тронут? Он полагал, что его лицо – это допуск на встречу с Юрием Телешевским? Если это так, подвел итог Джемал, то майор Дания по-прежнему был безоружен перед совестью и страхом.

Он перевел взгляд на другого майора, Телешевского. Он приготовил длинную речь, не сомневаясь в том, что майор не забудет начало, когда он доберется до конца.

– Я не знаю, есть ли у тебя семья, есть ли люди, которые станут переживать за тебя, как и ты за них. Мне и тебе, майор, достаточно знать одно: сильно, очень сильно за своих близких будет переживать твой грузинский друг. Он упомянул только жену и сына. Но у него большая семья, и каждое твое «нет», майор, будет сокращать его семью на одного человека. И начнется отсчет с его сына. Потом я убью его отца. Я буду чередовать: молодой – старый, и это будет справедливо. Ты согласен сделать одну вещь для меня?

– Да, – кивнул майор и сморщился от резкой боли, прострелившей его от шеи до кончиков пальцев. «Лучше бы он свернул мне шею». Дания в представлении майора оказался прирученным животным, а люди, как сказал Антуан Сент-Экзюпери, навсегда в ответе за тех, кого приручили. Телешевский правильно предположил: у него будет время представить на месте близких Дания – своих и спросить себя: при каком раскладе легче и кому?

Ему завязали глаза (факт для майора Телешевского обнадеживающий) и посадили в микроавтобус. Он слышал дыхание и переговоры грузинских спецназовцев. Приблизительно высчитал время в пути и на семьдесят процентов был уверен, что его привезли в Гори.

Его поместили в подвальное помещение (марш-полуторка насчитывал шесть и десять ступеней) – сухое, прохладное, без единого окна. Единственный источник света лампа, горевшая вполнакала в коридоре; ее света едва хватало на то, чтобы толстые прутья решетки, за которые крепко держался майор, могли отбросить тень. Чего нельзя было сказать о живом человеке: майор Телешевский сам превратился в тень.

Глава 2Ловец снов

Тбилиси

Полковнику Шавхелишвили снова приснился сон. Один и тот же сон преследовал его на протяжении последних трех лет. Во сне он переживал реальные события. Они начинались с главного. Он в черном. Его лицо скрывает маска портативного дыхательного устройства. Он лично проверил вытяжку на кухне квартиры, из окон которой открывалась улица. Тяга оказалась на таком высоком уровне, словно накануне в доме поработала бригада трубочистов. Лист бумаги, который Шерхан приложил к решетке вытяжного отверстия, прилип к ней, став оригинальной заслонкой. И только с этого мгновения все четыре конфорки газовой плиты и газовый обогреватель стали представлять для тех, кто находился в арендованной квартире, смертельную опасность, – за исключением тех, кто прихватил с собой и вовремя надел ПДУ. Их было десять человек. Шерхан любил это число. И если кому-то из его команды требовалась замена, она немедленно находилась; он всегда держал под рукой пять-шесть равноценных кандидатов. Десять человек. Это был почерк. Или намек на почерк. Но этот факт Джемала ничуть не трогал. Ведь никто не удивляется, что у легковой машины четыре колеса.

И снова сон. Сон во сне. Он в загородной резиденции президента республики. Он в приемной в компании пары двухметровых охранников в строгих костюмах и черных очках. В связи с чем Джемалу Шавхелишвили припоминается фраза русско-украинского мафиози из американского фильма: «Какой мудак будет в черных очках в помещении, где полно голых баб?» Эта фраза точно подходила к телохранителям президента, которые без очков сами себе казались голыми. В кабинете президента находился министр госбезопасности; через приоткрытую дверь Шавхелишвили отчетливо видел его спину. Он знал тему разговора, тем не менее вслушивался, но, как ни странно, не расслышал ни одной связной фразы, как будто собеседники перешептывались. Но нет. Если уж шеф госбезопасности жестикулировал, то президент в это время переплюнул любого самого горячего итальяшку.

Наконец президент вышел на первый план. Он показался в проеме двери и несколько секунд неотрывно смотрел на гостя. Он приценивался к нему. В его глазах было столько сомнения, что оно только что не стекало по его полным щекам. Он не доверял никому. Он был готов разорваться, но следовать популярному правилу: «Если хочешь, чтобы было сделано хорошо, сделай это сам». С другой стороны, он постоянно демонстрировал власть, манипулируя не только подчиненными, но и целыми ведомствами. Он был диктатором.

Его волосы были растрепанными, в глазах застыло беспокойство. В голову Шерхана вдруг пришла фраза, претендующая на афоризм: «Сильные люди часто подчиняются слабым».

Ему кажется, что за дверью топчется бледный как смерть генеральный директор «Тбилгаза». Он сам себе видится козлом отпущения. Он походит на ученика, который, не зная темы урока, просто заучил текст. И не отступит от него, какие бы вопросы ему ни задавали работники прокуратуры и журналисты. И в домашнем кругу он будет твердить одно и то же. По большому счету потому, что однажды заглянул в холодные глаза Шерхана и увидел на самом дне их пропасти острые камни...

Шавхелишвили, как и многие, был уверен, что угарный газ не имеет ни цвета, ни запаха. Это была неправда, облаченная в пропаганду. У каждого человека запах и цвет угарного газа свой.

...Премьер-министр почувствовал острый запах пережаренных сухарей. Навсегда ускользающая память швырнула его на много-много лет назад. Он очутился в холодной комнате деревенского дома. Дверь на кухню закрыта, но там тепло. Там топится печка. Бабушка старается не шуметь, чтобы не разбудить внука, который приехал погостить на зимние каникулы. Только дед, который вскоре ввалится в дом, поднимет лежебоку с постели. И мальчик будет ему благодарен. За то, что вместе с ним в комнату рванет долгожданное тепло; он откинет одеяло и утонет в горячих и сильных руках деда.

Запах сухарей...

Бабушка нарезала зачерствевший хлеб на ломтики и поставила сушиться на сковородке в печку. И один ломтик упал на чугунную плиту. Он потемнел, от него пошел легкий дымок. Потом запах усилился, дыма стало много. Как будто сразу несколько человек закурили в комнате. Вот они прикурили еще по одной сигарете и жадно затянулись, шумно выдохнули. Распахнулись окна, и в них показалось множество людей – копии деда. Они курили и курили, пуская дым в комнату, и та скоро превратилась в огромный воздушный шар, наполненный дымом; туман, молоко, ничего не видно.