Читать книгу "Приходи в полночь - Сьюзен Форстер"

— Вы когда-нибудь его боялись? — спросил журналист-мужчина, поднося микрофон к блестящим, персикового цвета губам женщины.

— О, всегда! — Ее голубые глаза искрились смехом.

— Почему? Что он делал?

— Дар этого человека — от Бога. Если бы я от него не сбежала, то взорвалась бы от экстаза. — Она подмигнула, словно говоря, что все это было шуткой, и золотистые браслеты у нее на запястьях громко звякнули, когда она прятала бретельку черного бюстгальтера под пастельного цвета свитер. — Ну а если серьезно, — продолжала она, — он оказывал на меня самое невероятное воздействие. Иногда мне казалось, будто он меня гипнотизирует или что то в этом роде… подавляет мою волю, понимаете? Ну разве не глупость? Я безумно его любила, но мне пришлось его оставить. Я начала терять контроль над своей жизнью…

Переднее колесо велосипеда бешено крутилось, но Ли уже не касалась педалей. Листки бумаги выпали из ее рук и разлетелись по полу, когда на экране появилось изображение Ника Монтеры. Взгляд угольно-черных глаз и совершенные линии лица невозможно было не узнать. Это был тот самый человек, который спас ее в гараже.

Прикоснись как женщина, которая хочет.

Ли все еще помнила потрясение от возбуждения, которое она испытала, погладив его по бедру. Она боялась за свою жизнь, но сексуальное желание, пусть и мимолетное, ни с чем нельзя было спутать. Она не знала, как еще это описать. Так, значит, это, думала она, глядя, как образ на экране меркнет, и есть Ник Монтера.

Глава 2

Алека Саттерфилда называли летучей мышью-вампиром калифорнийских криминальных тяжб. Поговаривали, что он оценивает страх свидетеля по биению жилки у него на виске. И его партнеры по «Глак и Саттерфилд», престижной юридической фирме Сенчури-Сити, свято верили, что он склоняется к горлу своих противников с меланхолической улыбкой и восхитительно обнаженными клыками. Его бледная кожа, изысканные черные, как соболий мех, волосы и склонность к черним водолазкам, вне всякого сомнения, столько же основательно подкрепляли его имидж, как и череда, фигурально выражаясь, обескровленных тел, которые он оставлял позади себя. Кроме того, было известно, что он не пьет ничего крепче замороженной русской водки, оттаявшей затем до состояния талого снега. И «Кровавой Мэри», разумеется.

Саттерфилд сделал себе имя, защищая известных преступников-служащих — мерзавцев-дилеров, международных финансистов и политиков-ветеранов, — многие из которых работали, намеренно обманывая общественность. Его также знали и как любителя браться за непонятные дела, связанные с громкими убийствами.

В настоящий момент он был донельзя заворожен своим последним клиентом… мужчиной, который, несколько мгновений назад войдя в пентхаус Саттерфилда, отказался сесть и сейчас непринужденно, если не сказать небрежно, опирался на каминную полку зеленого итальянского мрамора, преспокойно засунув руки в карманы помятых шелковых брюк свободного покроя.

Ник Монтера был одним из самых потрясающих, самых убийственных персонажей, с которыми Алек Саттерфилд когда либо сталкивался за двадцать лет работы. Алек гордился тем, что мог быстро и точно определить психопатологии своих клиентов, но Монтера был чарующей загадкой. Судя по его досье, он вырос в пропитанном наркотиками испаноязычном квартале, когда ему было десять лет, потерял мать, а в семнадцать отсидел за решеткой за убийство.

И тем не менее Монтера справился со своим прошлым, стал фотографом-художником и достиг высот известности на западном побережье. Программа стипендий для начальной школы позволила ему открыть классы фотографии, а пресса дала его карьере толчок, изобразив эдаким сексуальным волшебником. Репутация героя-любовника, созданная прессой, базировалась на его запоминающихся интимных женских портретах. Казалось, объекты работ таяли перед магнетической силой его камеры. Скандальность, присущая работам Монтеры, быстро сделала его культовой фигурой в мире художественной фотографии.

Алек мысленно улыбнулся. Женщины. Они любили этого ужасного сукина сына. Мать Монтеры была англо-американкой, возможно, французского происхождения, но темная чувственность черт Ника была унаследована вместе с латиноамериканской кровью его отца. Ник был красив угрюмой красотой актера, пользующегося популярностью у женщин, но даже с этими четко очерченными скулами и густыми черными волосами он не смог бы заработать себе на жизнь внешностью. В его глазах всегда угадывалась тревога. Эти глаза были холодны, отличались какой-то особой арктической синевой и невозмутимостью. Как и сам Ник Монтера.

Сравнения с пламенем и льдом категорически не годились для описания этого человека, пришел к выводу Алек. Монтера был ледником с пульсирующим внутри огоньком тротила. Смертельная и, возможно, безупречная комбинация для совершения преступления, в котором его обвиняли, — предумышленное убийство одной из моделей. Убийца зашел настолько далеко, что придал телу красавицы модели ту позу, в которой Монтера как-то ее сфотографировал.

Нет нужды говорить, что Алек чрезвычайно заинтересовался этим делом.

Он поднялся со стула и, обойдя письменный стол, присел на край столешницы.

— Вы по уши в гуано, скажем так, мистер Монтера, — произнес Саттерфилд, неторопливо складывая руки на груди.

Монтера отвлекся от разглядывания тканого ковра работы индейцев навахо.

— Поэтому я и нанял вас, мистер Саттерфилд. Чтобы вы меня выкопали. Одолжите лопату, если понадобится.

— Возможно, бульдозер был бы более кстати. У вас нет алиби.

— А у них нет свидетелей, — заметил Монтера. — Никто не видел, что я ее убил, не так ли?

— Но вообще-то… кто-то видел.

— Прошу прощения?

Держу пари, просишь. Алек был доволен. По крайней мере теперь он привлек внимание Монтеры. Его клиент пока не расстался с каминной полкой, но эти его глаза — ацетиленовые горелки — внезапно сделались обжигающе внимательными. Подождем, пока он услышит остальное, подумал Алек. Может, он даже достанет руки из карманов.

— По-видимому, вам будет столь же интересно узнать об этом, как было и мне, мистер Монтера. Один из соседей, сидевший у себя на крыльце, утверждает, что видел, как вы входили в квартиру умершей женщины около шести пополудни в вечер убийства. Простите мое любопытство… — для пущего эффекта Алек понизил голос, — … но какого черта вы не сказали мне, что были в квартире Дженифер Тейрин в тот вечер?

Еле заметная улыбка Монтеры ничуть не растопила его ледяного взгляда.

— Но это же совершенно очевидно, разве нет? Я не хотел, чтобы вы — или кто бы то ни было — знали об этом.

Алеку Саттерфилду все труднее становилось сохранять свое легендарное хладнокровие. Он привык к уважению, если не к исключительной почтительности, со стороны своих клиентов. Они тонули, а он был их спасательным кругом. Это были простые, основанные на страхе отношения, которые он, вне всякого сомнения, предпочитал, но Монтера, похоже, не боялся.