Читать книгу "Воры над законом, или Дело Политковского - Ефим Курганов"

Глава вторая. Непосредственно касающаяся комитета о раненых и его членов

Теперь настал, наконец-то, черёд уведомить любезнейших читателей и читательниц моих, что председателем комитета о раненых был тогда генерал от инфантерии и вместе генерал-адъютант самого императора, Павел Николаевич Ушаков, почтенный и заслуженный полководец, прославивший себя во множестве военных компаний, и отнюдь не сребролюбивый и вовсе не падкий на присвоение казённого. Но подчинённым своим Ушаков вполне доверял, может быть и излишне, правда, но не более того. Других вин за генералом Ушаковым не значится.

Состоявшийся 9-го февраля 1853-го года суд, тем не менее, приговорил генерала от инфантерии Ушакова к исключению со службы (!) и содержанию в крепости на шестимесячный срок (!!!).

Адмирал же Колзаков был также приговорён к исключению из службы, в наказание же ему было вменено содержание под стражей в дни следствия; так что адмирал ещё легко отделался.

Генерал Мардерштерн был приговорён к аресту в крепости на один месяц. Генералы же Арбузов, Граббе и Засс были приговорены к трёхмесячному содержанию в крепости (я потом ещё скажу, что государь потом отменил их содержание в крепости).

Фактически весь комитет о раненых военного министерства оказался под тюремным замком, хотя бы на дни следствия.

Государь Николай Павлович, который всё это дело и затеял, ознакомившись с приговорами, вынесенными военным судом, конформировал их в следующей редакции.

Документик весьма примечательный — вот он (в моём распоряжении находится писарская копия — я приобрёл её за пятьдесят рублей ассигнациями, вручив сию сумму заведующему секретным архивом военного министерства; фамилии на всякий случай называть не буду):

«Приговор суда касательно генерала Ушакова нахожу правильным, но считаю гораздо виновнее в том, что дозволил себе дерзко настаивать на награждении Политковского, несмотря на мои отказы, тогда как отличия нисколько с его стороны не было, но, напротив, ежели б Ушаков исполнил свою обязанность по долгу военной присяги, воровство бы открылось; потому приговор суда утверждаю во всей силе.

Адмирала Колзакова, вменив лишение генерал-адъютантского звания и суд в наказание, уволить со службы.

Генерала Мандерштерна, вменив суд в наказание, возвратить к прежней должности коменданта.

Генерала Арбузова, вменив лишение генерал-адъютантского звания и суд в наказание и приняв в соображение малое нахождение в наличности при Комитете за командировкой к командованию гренадерским корпусом, избавить от дальнейшего взыскания и возвратить к должности инспектора гвардейских и гренадерских резервных и запасных батальонов.

Генерал-адъютантов Граббе и Засса признаю виновными только в том, что, усомнясь в правильности существующего порядка в Комитете, не довели об этом, как генерал-адъютанты, до моего сведения, за что объявить им строжайший выговор и от дальнейшего взыскания освободить».

Да, весьма интересный документик. Конфирмация приговоров производилась ровно через месяц, а именно в апреле 1853-го года, и за этот месяц государь Николай Павлович, кажется, одумался, что генералы-то в этом страшном воровском деле, собственно, и ни при чём. Во всяком случае, Его Величество явно стал смягчать приговоры, хотя он-то этот процесс и затеял.

И ещё. В документе наконец-то названа фамилия истинного героя настоящего повествования.

Это Политковский Александр Гаврилович, тайный советник и камергер, директор канцелярии комитета о раненых военного министерства.

Это именно он и устроил в комитете грандиознейшее и при этом многолетнее воровство, о коем генералы, члены комитета, не ведали ничего, ибо в дела канцелярии не вмешивались и, как чисто военные люди, в канцелярских ухищрениях и хитросплетениях не понимали совершенного ничего.

И вовсе не они, не боевые генералы, должны были выискивать в мириадах комитетских бумаг случаи воровства сумм, отпускаемых на содержание раненых и инвалидов. На это ведь есть специальные люди, аудиторы называются. И при военном министерстве было устроено даже особое аудиторское училище.

Обо всём этом государь Николай Павлович прекраснейше был осведомлён, и гордился даже сим аудиторским училищем, созданным по почину его многолетнего любимца — военного министра Чернышёва.

Однако в случае с делом Александра Гавриловича Политковского Его Величество отчего-то предпочёл преследовать ни в чём не повинных генералов, ну а потом вдруг стал более или менее смягчать приговоры, но всё же не отменять их до конца, хотя совершенно очевидно, что в канцелярскую галиматью они и не должны были вовсе вникать.

А, кстати, существовал государственный муж, и он совсем не помер к тому времени, то бишь к моменту процесса, который-то, собственно, и сотворил Политковского как канцелярского деятеля, и всячески и неизменно покровительствовал ему на протяжении аж целых двух десятилетий.

Собственно, сей государственный муж как раз и возвёл Александра Гавриловича в звание директора канцелярии комитета о раненых и даже исхлопотал собственноручно, дабы Политковский получил придворный чин камергера, звание тайного советника и так далее и тому подобное, ходатайствовал, и весьма успешно, о представлении Политковского ко многим орденам (Святой Владимир третьей степени, Святой Анны первой степени, Святой Станислав первой степени).

Однако буйный неудержимый гнев правдолюбца-императора этого государственного мужа старательно обходил, и на то были, может, вовсе не уважительные, но при этом абсолютно неоспоримые причины.

Вот и пришлось императору Николаю Павловичу налетать на генералов и адмирала, всех членов комитета о раненых военного министерства.

Главного же виновника, а точнее, главного пособника Политковского, Его Величество трогать никак не решался и не хотел, а точнее, никоим образом не желал, об чём мы ещё поговорим, и даже не раз.

Глава третья. В коей появляется собственною персоною светлейший князь Александр Иванович Чернышёв

Государственным мужем, который сделал Политковского тем, кем он стал, был не кто иной, как светлейший князь Александр Иванович Чернышёв, военный министр и председатель Государственного совета.

Был он смолоду преотличнейший танцор, ловкий парлёр, то бишь говорун, большой и даже великий дамский угодник, хотя супруга княгиня Радзивилл не скрывала к мужу своего презрения, и, наконец, сбежала от него в Париж и более никогда не вернулась. На эту тему есть даже известный анекдот, связанный с тем, что Чернышёв славился своим самодовольством и тем, что любил рассказывать о своём значении и своих военных подвигах. Так вот, говорили, что у княгини Чернышёвой-Радзивилл состоялся раз следующий разговор с государем Александром Павловичем:

«— Ваше величество, может ли женщина развестись с мужем, который ежедневно понемногу её убивает?

— Конечно.