Читать книгу "Крушение лабиринта - Ярослав Астахов"

Но это не амфитеатр в полном смысле. Ни хоровода арок, поддерживающего уступы. Ни самых этих уступов, которые возвышались бы расходящимися кольцами вкруг арены. Нет вообще ничего, что как-нибудь предполагало бы зрителей.

Лишь сердце амфитеатра.

Арена.

Заглубленная в землю на половину человеческого роста. Широкая. Отблескивающий гранитный круг – сияние спрятанного огня исторгает его из недр ночи.

И вьется некий темный узор близ внутреннего края этого круга. Широкою полосой и на одинаковом расстоянии от границы. Его слагают линии углублений, ломаные, редко округлые. И, вероятно, они глубокие, потому что они везде залиты черной тенью.

Их очертанья повторяются, но не периодически. Это рождает мысль, что сложная система борозд образует не просто прихотливый орнамент. Скорей это какие-то письмена, понятные посвященным. И…

Эти посвященные здесь присутствуют!

Мгновение назад не было никого – лишь озаренное и пустое пространство круга. Но вот теперь – медлительная чреда фигур, обходящих амфитеатр…

Немыслимое дело уже поверить, что они появились. Вот только что их не было, но сейчас – как будто бы они здесь были всегда.

Глухие одеяния окутывают их плечи, ниспадая до пят. Становится иногда невозможно определить: они движутся или замерли. Их белые силуэты напоминают свечи в сияньи звезд. Но прячущееся багряное пламя обличает иногда колыханье складок. И намечается как будто ритм танца, которого еще нет, но который готов родиться.

И все быстрее поверх вереницы знаков скользит череда теней!

Вокруг амфитеатра непроницаемой стеной черные, колышущиеся под ветром травы. Они густы и высоки, в них легко спрятаться. Багряное сияние выхватывает лицо, выглядывающее из мрака трав.

На нем и восторг, и страх. И напряженное трепетное внимание… юношеские, почти еще совсем детские черты.

Тайный соглядатай шепчет, опасливо прикрыв рот ладонью, не отрывая взгляда, горящего, от фигур в круге:

– Они ведь не особенно даже и выше ростом, чем люди… верно?

– Нет, все-таки немного крупнее, – слышится в ответ иной шепот. – Ой!!

Шествующие по камню круга, за чертой символов – сбрасывают одежды.

Каким-то очень быстрым движеньем. Одновременным, неуловимым. Как если бы им был подан знак.

Теперь они застыли в недвижности. Женские и мужские тела – и лепка их безупречна! По крайней мере – насколько позволяет судить пульсирующая тень, которая размывает некоторые линии, но властно обнаруживает рельеф…

– Боги! – выдыхает сказавший первым. – Вы обрекаете на смерть всякого, подсматривающего за Играми. Справедливо. Ведь и за один взгляд на вас не жаль отдать жизнь!

Стремительные теневые полосы пробегают по телам замерших. Как если бы мелькало что-то меж ними и невидимым источником света. Они обнажены полностью, стоящие в круге, и только лица скрывают маски. Глухие, не имеющие даже и прорезей. И одинаковые у всех – у мужчин и женщин. Просверкивает иногда на запястьях или на щиколотках цветной лучик. Огонь оживляет камень, вправленный в искусный браслет.

И вдруг приходит удар.

Он представляет собой всплеск звука, но очень странного. Слышимого едва – и однако чувствуемого всем телом! Наверное, это подобно звуку падения гигантского молота, приглушенного войлоком, на пустотелую наковальню.

И – как будто бешенный вихрь взбрасывает недвижные до сего тела!

Кипит музыка, воспринимаемая скорее кожей, нежели слухом.

В неистовой немой пляске летят сияющие фигуры!

Игра… Вот, значит, какая она собою, эта Игра богов! Родившаяся и все не гаснущая, все продолжающаясямолния!

Живые трепеты нагих тел сливаются в одно пламя. Как чувствующий пожар!… Как пляшущее кольцо огня, обретшее прихотливый разум… Неистовая стихия танца становится постепенно медленнее, спокойнее. И вот ее течение напоминает уже поток, ветвящийся на ручьи.

Похоже, это теперь не пляска… а это нечто уже иное! Игра перетекает в новую фазу… Два мальчика привстают, забывшись, из мрака трав.

Они заворожены новым, что происходит в Круге. Они теряют себя… и оба они теперь – лишь исступленное созерцание! Дыхание их делается учащенным, прерывистым…

И в это время позади из травы неслышно поднялись шесть фигур.

Их силуэты выделяются резко на фоне звездного неба. Можно различить перекатывающиеся буграми мышцы, чуть взблескивающие ремни.

Четверо бросаются к мальчику, который стоит к ним ближе. Двое его хватают. Другие двое, тем временем, замерли чуть поодаль, чтобы не позволить ему уйти, даже если он вдруг и сумеет вырваться. Но схваченный успевает крикнуть:

– Немые!

Это позволяет его товарищу увернуться от метнувшихся к нему рук. Он падает, потеряв равновесие. Но сразу же и откатывается в сторону, вскакивает – и растворяется в колышущихся вокруг стеблях.

Двое немых бросаются за ним вслед.

Поодаль высится камень, темный, и очертания его различимы едва во мраке. Подобных скальных обломков немало, видимо, на пространстве мыса. К этому камню направляется один из оставшихся охранять плененного. Становится неподвижно около. Медленно ведет раскрытой ладонью вдоль черной вертикальной поверхности.

И под его рукой возникают знаки, светящиеся белым.

Четыре руны.

Их можно истолковать: ПРИКАЗЫВАЮ – ЗНАК СМЕРТИ СХВАЧЕННОМУ.

Двое немых заламывают мальчику руки за спину.

Третий подходит спереди, медленно. И мальчик видит у него в руках короткую цепь. Широкие и темные звенья не дают блеска в свете звездного неба. Немой несет ее за концы, середина же провисает, слегка позвякивая. И можно различить: в середине цепи к ней прикреплен какой-то предмет.

Крайние же ее звенья, по-видимому, разомкнуты.

И срез их начинают светиться. Красным.

А затем белым.

Как будто бы два эти звена все более накаляются от невидимого огня. И тем не менее страж Игры продолжает спокойно держать в руках эти звенья.

Плененный стремится вырваться.

От подносимого света у него суживаются зрачки.

Малиновый ослепляющий жар все ближе к его глазам… стражник – вдруг резко соединяет концы, сияющие, за спиной мальчика, в гуще опаленных волос. И слышен легкий хлопок.

Жар исчез, как будто его и не было. Разомкнутые звенья срослись, и, слившись, они померкли. И только лишь колкий холод разбегается теперь волнами мурашек по коже пойманного. Как будто бы на шее у него ожерелье, только что поднятое из омута, где пролежало оно немалое время около ледяного ключа.