Читать книгу "Белый огонь - Линкольн Чайлд"

– Такая история, кажется, не совсем в вашем духе.

Уайльд посмотрел на Дойла с изумлением во взгляде:

– Правда? Неужели вы думали, что я – я, который с радостью приносит себя в жертву на костер эстетизма, – не смогу узнать лицо ужаса, когда загляну в него? Я вам вот что скажу: трепет страха не менее чувствен, чем трепет наслаждения, а возможно, и более. – Он подчеркнул свою мысль движением руки. – И потом, как-то раз мне рассказали такую ужасную историю, такую прискорбную в ее подробностях и по глубине зла, что я теперь уверен: после этого меня уже ничто не сможет напугать.

– Как интересно, – слегка рассеянно проговорил Дойл, все еще пережевывая критические замечания собеседника по поводу Холмса.

На крупном бледном лице Уайльда появилась едва заметная улыбка.

– Хотите, расскажу? Только она не для слабонервных. – В интонациях Уайльда слышался вызов.

– Конечно хочу.

– Мне ее рассказали, когда я несколько лет назад ездил с лекциями по Америке. По пути в Сан-Франциско я остановился в Роринг-Форке, небольшом, довольно убогом, но живописном шахтерском городке. Я прочитал лекцию в шахте, и обитатели городка встретили ее очень хорошо. После лекции ко мне подошел один из рудокопов, пожилой человек с огорчительными – а может, напротив, благодатными – следами пьянства на лице. Он отвел меня в сторону и сказал: ему, мол, так понравилась моя история, что он готов поделиться со мной своей.

Уайльд помолчал, смочил свои полные красные губы, элегантно глотнув вина.

– Присаживайтесь поближе, мой добрый друг, и я в точности перескажу вам то, что услышал от него…

Десять минут спустя кое-кто из посетителей ресторана в отеле «Лэнгхам», наверное, был удивлен, увидев, как под мягкий шумок разговоров и позвякивание столового серебра молодой человек в одежде сельского доктора резко поднялся из-за стола с бледным как смерть лицом. В волнении он перевернул свой стул и, прижав руку ко лбу, на негнущихся ногах направился к выходу, чуть не выбив поднос с деликатесами из рук официанта. Когда он исчез в дверях туалета, на его лице было неописуемое выражение отвращения и ужаса.

Глава 1

Наши дни

Кори Свенсон в третий раз зашла в женский туалет, чтобы проверить, как она выглядит. В ней многое изменилось с тех пор, как в начале второго курса она перевелась в колледж уголовного права имени Джона Джея. «Джон Джей» был консервативным колледжем. Какое-то время Кори противилась искушению, но в конечном счете поняла, что ей необходимо расти и играть в игру жизни, а не изображать из себя вечного бунтовщика. Фиолетовые волосы исчезли, а вместе с ними пирсинг, черная кожаная куртка, черные тени на глазах и другие символы принадлежности к племени готов. Кори ничего не могла поделать с татуировкой в виде ленты Мёбиуса на затылке, разве что носить длинные волосы и высокие воротники. Но она понимала, что со временем татуировку придется вывести.

Если уж играть в эту игру, то играть хорошо.

К сожалению, личные изменения Кори произошли слишком поздно, с точки зрения ее научного руководителя, бывшего нью-йоркского полицейского, а ныне профессора. У нее было такое чувство, что он сразу воспринял ее как преступницу, и ничто из того, что она сделала за прошедший год, не стерло этого первого впечатления. Профессор явно питал к ней неприязнь. Он уже отклонил ее первое предложение по теме работы на премию Розвелла, включавшее поездку в Чили для проведения анализа костных останков, обнаруженных в массовом захоронении сочувствовавших коммунистам крестьян, жертв режима Пиночета в 1970-е годы. Слишком далеко, слишком дорого для исследовательского проекта. К тому же это старая история. Когда Кори возразила, что в том-то и резон, – это старые захоронения, требующие особого подхода от криминалиста, – он ответил, что не ввязывается в политические разборки в других странах, тем более связанные с коммунистами.

Теперь ей пришла в голову новая идея касательно ее работы, получше прежней, и Кори готова была почти на все, чтобы ее реализовать.

Разглядывая себя в зеркале, девушка поправила несколько прядей волос, подкрасила губы помадой скромного цвета, разгладила на себе шерстяной жакет с юбкой и на скорую руку припудрила нос. Она едва себя узнавала. Господи боже, да она вполне сойдет за молодую республиканку! Ну и хорошо.

Кори вышла из туалета и быстро пошла по коридору, ее консервативные лодочки профессионально отбивали дробь по жесткому линолеуму. Дверь в кабинет ее научного руководителя была, как обычно, закрыта, и Кори уверенно и настойчиво постучала.

Из-за двери раздался голос:

– Войдите.

Девушка вошла. В кабинете, как всегда, царил безупречный порядок, книги и журналы стояли на полках корешок к корешку, удобная мужская кожаная мебель создавала особую атмосферу уюта. Профессор Грег Карбон сидел за большим столом, чья громадная столешница полированного красного дерева напоминала пустыню – ни книг, ни бумаг, ни семейной фотографии, ни безделушек.

– Доброе утро, Кори, – сказал Карбон, поднимаясь и застегивая пуговицы синего габардинового пиджака. – Прошу, садитесь.

– Спасибо, профессор.

Кори знала: он любит, когда его так называют. Горе студенту, который назвал бы его мистером или – еще того хуже – Грегом.

Она села, профессор тоже опустился в кресло. Карбон был очень привлекательным мужчиной: волосы с проседью, великолепные зубы, подтянутая фигура, – обладал хорошим вкусом в одежде, четкой речью и мягким голосом, был умным и успешным. За что бы он ни брался, все у него получалось, а в результате он был законченным козлом.

– Так-так, Кори, – начал Карбон, – вы сегодня прекрасно выглядите.

– Благодарю, доктор Карбон.

– С нетерпением жду ваших новых предложений.

– Спасибо. – Кори открыла портфель (никаких рюкзаков в «Джоне Джее»!), вытащила оттуда картонную папку и положила ее себе на колени. – Вы наверняка слышали об археологических раскопках в муниципальном парке. Рядом со старой тюрьмой, известной как Склепы.

– Расскажите.

– Департамент по озеленению раскопал небольшое кладбище, где были захоронены казненные преступники. Там хотят сделать новый вход в метро.

– Ах да, я читал об этом, – сказал Карбон.

– Кладбище использовалось с тысяча восемьсот пятьдесят восьмого по тысяча восемьсот шестьдесят пятый год. После тысяча восемьсот шестьдесят пятого года казненных преступников стали хоронить на Харт-Айленде, и доступ туда закрыт.

Карбон задумчиво кивнул. Он слушал с видимым интересом, и это воодушевляло девушку.

– Я думаю, что данный случай представляет уникальную возможность провести остеологический анализ скелетов, попытаться определить, насколько плохое питание в детстве – а вы знаете, что это оставляет остеологические маркеры, – может соотноситься с преступным поведением.