Читать книгу "Полузабытая песня любви - Кэтрин Уэбб"

– Эй! Я уже говорил тебе, чтобы ты не открывала дверь таким способом! Ты уже большая, Элис, и тяжелая. Под твоим весом дверь может сорваться с петель, – сказал Зак, подхватывая дочку и снимая ее с двери.

– Прости, папа, – ответила Элис. Однако если в ее словах и присутствовал намек на раскаяние, то он был совсем не заметен из-за широкой улыбки и подавленного смешка. – Может, теперь позавтракаем? Я ужасно голодная.

– Ужасно голодная? Что ж, это серьезно. Ладно. Дай мне секунду.

– Одну! – крикнула Элис, а затем громко сбежала вниз и оказалась в галерее, где было достаточно места, чтобы закружиться, широко раскинув руки и не боясь, что ноги могут заплестись.

Зак какое-то время смотрел на нее, пока не почувствовал комок в горле. Она провела с ним уже четыре недели, и он не представлял себе, как потом сумеет обойтись без нее. Элис была шестилетним ребенком – крепким, здоровым, живым. Ее карие глаза имели тот же оттенок, что и у него, только были крупнее и ярче, белки казались белее, а форма глаз постоянно менялась: то они широко открыты от удивления или возмущения, то узко сощурены от хохота или от усталости. У Элис глаза были очень красивые. Сегодня дочь надела бордовые джинсы с дырками на коленках, а также легкую зеленую блузку поверх розовой футболки с фотографией Джемини, ее любимого пони из школы верховой езды, в которой она занималась. Эту фотографию Элис сделала сама, и она вышла неудачной. Джемини задрал перед камерой морду и отвел назад уши, а свет от вспышки зажег в одном его глазу зловещие блики, так что, по мнению Зака, пони выглядел строптивым животным со странным удлиненным черепом и дурным нравом. Однако Элис любила эту футболку не меньше, чем своего пони. Ее наряд довершала ярко-желтая пластиковая сумочка. Благодаря столь разномастной одежде девочка выглядела одновременно и безвкусно и изысканно, напоминая разноцветную карамельку. Эйли не одобрила бы наряд, выбранный дочкой, но Элис пожелала одеться именно таким образом, и Зак скорей умер бы, чем вступил бы с девочкой в спор и стал бы настаивать, чтобы она переоделась в это последнее совместное утро.

– Броский наряд, Элис! – крикнул он ей.

– Спасибо! – ответила она, задыхаясь от быстрого вращения.

Зак продолжал любоваться дочкой. Он старался рассмотреть абсолютно все, отдавая себе отчет в том, что, когда увидит ее в следующий раз, в ней произойдет бесчисленное множество мельчайших изменений. Она может вырасти из этой футболки с фотографией уродливого серого пони или даже разлюбить своего четвероногого друга, хотя последнее казалось маловероятным. Сейчас, похоже, девочка способна была так же горевать от разлуки с пони, как и от разлуки с подругами, школой. Или с отцом. «Время покажет», – решил он. Ему только предстояло выяснить, принадлежит дочь к тем, для кого поговорка «с глаз долой – из сердца вон» является справедливой, или к тем, у кого разлука лишь укрепляет сердечные узы. И он молил Бога о том, чтобы произошло именно последнее. Зак допил кофе, закрыл входную дверь, запер ее, а затем подхватил дочь за талию, отчего та завизжала и залилась смехом.

Завтракали они на кухне, в расположенной над галереей квартирке, за невзрачным столом из сосновых досок, под звуки плеера с диском Майли Сайрус[4]. Зак слегка вздохнул, когда заиграла самая нелюбимая им песня этой приторно-слащавой поп-звезды, и с ужасом осознал, что запомнил слова целиком. Элис двигала плечами вверх-вниз в такт музыке и ела кукурузные хлопья, залитые молоком. Девочка словно танцевала, сидя на месте, а Зак подхватывал припев песни высоким фальцетом, всякий раз заставляя дочь поперхнуться и облить молоком подбородок.

– Нервничаешь из-за предстоящего путешествия? – спросил он осторожно, когда Майли наконец замолчала и наступила божественная тишина. Элис кивнула, но ничего не ответила, занятая тем, что гоняла по тарелке последние несколько хлопьев, а потом вылавливала их из молока. Так дети охотятся на плавающих в луже головастиков. – Завтра в это время ты уже будешь сидеть в самолете высоко в небе. Ты ведь любишь летать, правда? – продолжал добиваться ответа Зак, ненавидя себя, ибо видел, что Элис колеблется, не зная, какой ответ ему дать. Он видел, что дочь взволнована, напугана, с нетерпением ждет отъезда и в то же время ей грустно оттого, что она оставляет отца. Она была слишком мала, чтобы справиться с этой мешаниной разных эмоций, а тем более высказать, что у нее на душе.

– Думаю, тебе тоже стоило бы поехать, папа, – наконец сказала она, отодвигая тарелку, а затем выпрямилась и поболтала ногами в воздухе.

– Знаешь, эта идея не кажется мне слишком удачной. Но мы встретимся снова, в следующие каникулы. Я приеду, и мы будем часто видеться, – проговорил он и тут же мысленно обругал себя, сомневаясь, что сдержит данное слово. Трансатлантические полеты недешевы.

– Обещаешь? – Элис подняла на него глаза и пристально посмотрела, словно почувствовав его сомнение.

У Зака засосало под ложечкой, и когда он снова заговорил, то обнаружил, что ему трудно заставить голос звучать так, будто ничего не произошло.

– Обещаю.

Эйли настояла, чтобы дочь отправилась с ней в Америку до окончания летних каникул, чтобы Элис успела прийти в себя перед тем, как пойдет в новую школу. Имелась в виду школа в Хингеме, рядом с Бостоном. Зак никогда не был в Новой Англии[5], но живо представил себе колониальную архитектуру, широкие пляжи и ряды белоснежных яхт, пришвартованных у выцветших от непогоды деревянных причалов. Именно эти пляжи и яхты волновали Элис больше всего. У Лоуэлла тоже была парусная яхта. И он учил Эйли и Элис управляться с парусами. Они собирались плавать вдоль побережья и высаживаться на берег, чтобы устраивать пикники. Как только, подумал Зак, ему доведется увидеть фотографию Элис, стоящей рядом с яхтой без спасательного жилета, он моментально примчится, чтобы оторвать Лоуэллу его самодовольную голову. И тут же раскаялся. Лоуэлл – славный парень. Он никогда не позволит ребенку приблизиться к яхте без спасательного жилета, а тем более ребенку не своему. Лоуэлл не пытался заменить Элис отца – он понимал, что отец у нее уже есть, и уважал этот факт. Лоуэлл был так чертовски дружелюбен и благоразумен, в то время как Заку отчаянно хотелось за что-нибудь зацепиться, чтобы получить право его ненавидеть.

Он уложил вещи Элис в сумку на колесиках с надписью «Делай ноги»[6], а потом навел порядок в квартире и галерее, подобрав с пола блестящие заколки для волос, книги супругов Алберг[7]и множество маленьких пластмассовых вещиц, которые, похоже, оставались повсюду, где дочь проходила. Если бы она потерялась, то Зак легко нашел бы ее по разбросанным вещам, как нашел дорогу домой Мальчик-с-пальчик по хлебным крошкам. Он вынул из проигрывателя диск Майли Сайрус и собрал другие компакт-диски дочери: аудиокниги волшебных сказок и детских стихов, записи еще более убогой поп-музыки и малоизвестный сборник немецких народных сказок, присланный одной из тетушек Эйли. Взяв в руки любимую аудиокнигу дочери, «Сказки Беатрис Поттер»[8], он подумал, не оставить ли ее себе. Всю последнюю неделю они слушали книгу в машине во время поездок, а голос Элис, накладывающийся на слова диктора (она пыталась его передразнивать), которые затем дочь повторяла все время, стал своего рода саундтреком последних дней этого лета. «Дай мне немного рыбы, Хунка-Мунка!» – «Кря!» – сказала Клара Кряквуд[9]. Зак в какой-то миг подумал, что, оставшись наедине с собой, было бы неплохо послушать аудиокнигу и представить себе, как дочь ее пересказывает, но мысль о том, что он, взрослый человек, станет слушать детские рассказы, показалась ему невыразимо трагичной. И он упаковал этот компакт-диск вместе с остальными.