Читать книгу "Шалинский рейд - Герман Садулаев"

Теперь они снова стояли у ворот нашего дома, снова шли в гости, вспоминали о старой дружбе. Тамерлан Магомадов, единственный из Шали, кто поступил на юридический факультет самого лучшего, Ленинградского университета. По окончании университета ему, то есть, мне, были гарантированы место в следствии или прокуратуре и быстрый карьерный рост, опережающий продвижение выпускников менее значимого, «регионального», института в Ростове-на-Дону.

Приняв поздравления и подлизывания односельчан, я уехал на Черное море, отдохнуть перед первым в своей жизни годом учебы в университете. На Черном море я подхватил гепатит и остаток лета провалялся в больнице.

В сентябре, еще слегка желтоватый от болезни, я выгрузился с поезда на Московском вокзале города-героя Ленинграда. Я тащил с собой старый коричневый чемодан и хозяйственную сумку из кожзаменителя. В чемодане и сумке были мои вещи, мои книги. А еще банки домашних солений и варений, принудительно включенные в багаж матерью. И две школьные тетради со стихами собственного сочинения.

После заполнения соответствующих документов я был поселен в общежитие на проспекте Добролюбова, на Петроградской стороне. В одну комнату вместе со мной были поселены еще шесть (или семь?) студентов.

Мне было шестнадцать лет.

Сразу по поселении мы начали пить. Школьников, как я, в комнате больше не было, во всей общаге их было несколько человек. Большинство иногородних студентов уже отслужили в армии. Но, обладая внушительным ростом и хорошей переносимостью алкоголя, я сразу смог пить наравне с более взрослыми товарищами, чем завоевал уважение к себе и был принят в сообщество на равных.

Правда, мне не стоило пить, тем более так много и едва вылечившись от гепатита. Моя печень разбухала от ядов. Иногда случались приступы. Но другой жизни в общаге не было. Мы пили, почти каждый день, все. Временные перерывы в запоях устраивались только на время сессий. И сессии мы сдавали, переходя с курса на курс, не досчитываясь только некоторых из нас каждый сентябрь.

Андрей по кличке «Рэмбо», кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, не выдержал и вернулся в свою Рязань, перевелся в педагогический институт, чтобы снова заниматься в любимой спортивной секции. Кирилл «Пожарник» вылетел с факультета, но продолжал жить в общаге и ничего о своем отчислении родителям не сообщал. Любка «Бакалея» захлебнулась собственной рвотой после очередной попойки в комнате «Пожарника», ее тело забрали родители, чтобы похоронить в Костомукше или Кандалакше, не помню уже, откуда она была родом.

Но мы, остальные, продолжали учиться и продолжали пить. В это время мир вокруг нас рушился. Менялось все: от учебных программ и имени города до политического режима и экономического строя в стране. К тому времени, когда мы получили дипломы, они были уже никому не нужны.

Наши дипломы были никому не нужны, и мы сами были никому не нужны в этом новом, прекрасном мире.

Высшее образование упало в цене. Не было гарантированной работы, перестали выделять квартиры. Если кто-то и устраивался в государственные органы на службу, то все равно не мог жить на те деньги, которые там платили. Жить можно было только занимаясь дикой коммерцией, покупая и перепродавая все, от колбасы и колготок до наркотиков и проституток, или бандитизмом, рэкетом диких коммерсантов.

В бандиты ушли многие, едва получив дипломы. Некоторые вернулись домой, в свои провинции, чтобы попытаться устроиться у себя на родине. Ленька «Рыжий» с нашей комнаты в день торжественного вручения дипломов мертвецки пьяный валялся на клумбе у факультета. Саша «Рыкман» пристроился бандитским адвокатом. Гера «Гитлер» все же получил направление на работу в карельскую прокуратуру. В жизни больше не было прямых путей, каждый пошел своей извилистой тропинкой.

Еще два года я пытался выжить в России. Меня не взяли работать в прокуратуру из-за моей национальности, ставшей к тому времени приговором. Я занимался коммерцией. Я торговал книгами, ездил из города в город. У меня не очень-то получалось. Я хотел вернуться домой, но дома шла война. Отец запретил мне приезжать. Хотя сам оставался в Шали. Когда первая война закончилась, отец смягчился.

Я собрал вещи в тот самый уже окончательно состарившийся коричневый чемодан и сел на поезд до Грозного. После пересечения «границы», в Гудермесе, меня обыскали ичкерийские «таможенники». Они нашли у меня две тысячи долларов – все, что я смог накопить за два года. Меня вывели из купе и объявили, что я совершил преступление, ввезя на территорию независимой Чеченской Республики Ичкерия валюту иностранного государства. За это валюту конфискуют, а меня посадят в тюрьму. Или вообще, расстреляют. Если не договоримся.

Мне пришлось согласиться, чтобы ревнители финансово-кредитной системы новообразованного государства забрали себе половину моих денег.

Они вернули мне тысячу долларов и ушли, пожелав хорошей дороги до родного городка. На площади «Минутка» я сел в битком набитый автобус до Шали.

Я вернулся домой.

Мне было 24 года.

С моего отъезда до возвращения прошло всего семь лет и целая историческая эпоха. Изменилось все.

В ноябре 1990 года первый Чеченский национальный съезд принял решение о создании независимого чеченского государства. Прежнее государственное образование, Чечено-Ингушская Автономная Советская Социалистическая Республика в составе РСФСР, было упразднено. От кого стала независимой Чечня? От Ингушетии? В этом не было ничего парадоксального в годы, когда сама Россия настойчиво стремилась к независимости от Узбекистана.

В июне 1991 года Чеченский национальный съезд был преобразован в Общенациональный конгресс чеченского народа. Главой исполнительного комитета стал Джохар Дудаев. Генерал от авиации, бомбивший ущелья Афганистана, военный комендант Риги, отказавшийся дать частям тогда еще Советской Армии приказ подавить выступления сепаратистов. В Чечне он появился как чертик из табакерки, благословленный Москвой вначале, но вскоре начавший кусать руку хозяина.

В сентябре 1991 года исполком Объединенного конгресса чеченского народа постановил распустить Верховный Совет Чечено-Ингушской Республики, последний относительно легитимный орган власти. 6 сентября дудаевцы штурмуют здание Верховного Совета. Депутаты, которые оказали сопротивление, были убиты. Был убит и председатель горсовета Грозного Виталий Куценко. Первая кровь пролилась. Этот день, 6 сентября, в Ичкерии был объявлен праздником, Днем независимости. Это был День первой крови, начало цепи чудовищных жертвоприношений, ритуального убийства и самоубийства чеченского народа.

В ноябре 1992 года российские войска в районе административной границы с Чечней были приведены в состояние повышенной боеготовности. Война могла начаться уже тогда. Она началась позже, но всем было ясно, что она начнется. Курок был взведен, тетива натянута, запал вставлен.

В апреле 1993 года оппозиция устроила в Грозном митинг против диктатуры генерала Дудаева. В мае Конституционный суд республики объявил действия Дудаева незаконными. Митинги были разогнаны верными Дудаеву силовыми подразделениями, Конституционный суд распущен.