Читать книгу "Превед победителю - Анна Козлова"

Она выпила и отломила горбушку батона, бросив:

— Курицу в раковину положи, пусть разморозится.

Анжела послушно исполнила указание, с мамой она становилась несколько безвольной. После чего ушла в спальню переодеться. Ее повседневным туалетом были джинсы и облегающий топ. Перед приходом мужа она облачалась в мини-юбку, предусмотрительно повысив температуру кондиционера.

Вообще-то Анжела планировала с утра поработать. Она лабала похабные романы, в которых герои круглыми сутками бухали, бросались друг в друга бутылками, а потом, узрев истину, без усилий выбирались из кромешного ада, который представляла собой их жизнь. У гламурной общественности она слыла популярной, особенно ее рекламировал критик Коля Кульберг из журнала «Плакат», с которым Анжела примерно два раза в неделю спала.

Мама вдребезги разрушила Анжелины планы, но она не слишком переживала.

Когда Анжела вернулась на кухню, мама успела помыть посуду, отдрочить плиту, стереть со стола и выпить треть бутылки.

— Ты даже представить себе не можешь, что произошло, — произнесла она, подвигая дочери стул.

— Что? — Плюнув на все, Анжела налила себе «Джонни», правда добавив в стакан льда.

— А то! — заорала мама. — То! Твой папа собрался разводиться!

— Что?! — переспросила Анжела.

— Да понятно, что! — мама освежила свою чашку. — Нашел молодую блядину, а мне — пинок под зад!

В обычной ситуации Анжела попросила бы маму не выражаться, но сейчас залпом допила виски и снова налила полный стакан. Мелькнула мысль, что «правило трех бокалов» сегодня не сработает, а завтра она встретит с раскалывающейся головой, вонью изо рта и заходящимся сердчишком.

— Как говорится, — мама выпила, — где была совесть, там вырос хрен.

— О господи… Мама… Я не знаю такой пословицы…

Мама победительно сверкнула глазами. Это немного не вязалось с ожидавшим ее положением разведенки под полтинник, но Анжела, оцепенев, ждала от нее новых, еще более жутких подробностей.

— А понимаешь ли ты, деточка, — мама вперила в Анжелу помутневшие, похожие на куски мороженой рыбы глаза, — что твоя веселая жизнь о-о-очень быстро теперь закончится?

— Моя? — испугалась Анжела.

— Твоя, твоя! Он разведется, оставит мне какие-то копейки!.. Кстати, ты знаешь, недавно в «Семь дней» писали, — мама пьяно отвлеклась, — что труд женщины, сидящей с ребенком, они там все подсчитали, оценивается в двенадцать тысяч долларов в месяц! В месяц! — повторила она с ударением на последний слог. — А я с этим козлом прожила двадцать семь лет! Вот пусть он мне мои денежки и возвращает!..

— Мама… — прошептала Анжела, перед которой вдруг во всех унизительных нюансах предстала картина будущего.

Отец женится на ее ровеснице и сварливо не дает ни копейки, мама методично спивается, отлученная, по финансовым причинам, от спа и гомиков-массажистов, ей самой приходится клянчить у жадного — а он и был таким — мужа, и кончится все тем, что Анжела, полностью бесправная, засядет дома с ребенком, которого придется родить, чтобы муж ее не бросил, по утрам тихо впуская маму с целью дать ей на пиво.

— Мама! — повторила она. — Надо что-то делать!

— Все схвачено! — бодро отозвалась мама, «выжимая» бутылку. — Я сегодня уже говорила с Галкой, — Галка была Анжелиной тетей — такая же пьянь, как мама, но вдобавок еще и шлюха, — мы наймем киллера, у нее есть связи, и останемся без этого козла, с тобой вдвоем, с правами на его сраные романы, и нам не придется менять свой образ жизни из-за того, что у этого козла, когда он раскрыл ширинку, вывалились все мозги!

«Наверное, писательница я в маму», — быстро подумала Анжела.

Мама приступила к коктейлям. Для начала она выбрала вкус «бейби Маргарита».

— Вруби что-нибудь, — попросила она.

Анжела сомнамбулически потянулась к аудиоцентру, выполненному под стать кухне в стиле хай-тек, и нажала «play».

Но я играю эту роль! —

понеслось оттуда.

Как две сестры, любовь и боль

Живут во мне необъясни-и-и-мо!

— Охуеть, — сказала мама, — как он мог, еб его мать во все дыры! Все мужики — уроды ебаные, ненавижу их, блядь, все ищут себе развлечений, на хуй… — когда мама пьянела, подобная тирада могла длиться несколько часов, потом она вырубалась. Если пила с Галкой, та добавляла собственное матерное подтренькивание. Две сестры сидели за столом, заставленным тарой из-под алкоголя, и отчаянно, как будто читали заклинания, ругались.

Через час Анжела была совершенно пьяна. Двенадцать дня. Мама, по совету Галки, названивала в «Московский комсомолец», чтобы дать объявление о найме убийцы. Там было занято.

— Суки блядские, на хуй, блядь, уебища, — приговаривала мама, потягивая теперь уже «Кир рояль».

Несколько раз звонил муж, но Анжела не отвечала. Ей было стыдно. Мало ли куда она могла пойти… С Дашкой по магазинам… Потом зашли в ресторан, пообедали, потом в пробке стояли… А мобильный она забыла, он так здесь и лежал…

Вдруг позвонил Коля Кульберг. Анжела зачем-то подняла трубку.

— Анжела? — официально спросил Коля. — Можно поговорить с Анжелой?

— Это я, — ответила Анжела, опасаясь, что язык станет заплетаться и ее опозорит.

— Как дела, дружок? — Кульберг патологически боялся нарваться на Анжелиного мужа и ненавидел его.

— В норме.

— Анжел, у меня такой разговор. «Плакат» делает «круглый стол» лучших молодых авторов, только без твоего мужа, сразу говорю. Черкни себе там где-нибудь — завтра в восемнадцать ноль ноль, это, как ты понимаешь, в шесть часов вечера, у нас, в редакции. Будет хорошая фотосессия, я тебе пропуск заказал. Давай, дружок, потом сходим куда-нибудь, выпьем.

— Да, — произнесла Анжела.

Мама, отвлекшаяся, чтобы поместить курицу в духовку, жестами требовала телефон.

— Жду, целую, дружок.

— Пока. — Она повесила трубку.

Взяла со стола ручку и написала на левой руке: «18:00. Плакат».

Первый раз в жизни Анжела заснула за столом.

Кульберг, разумеется, был женат.

3

Алексей Бурков начинал с фантастики.

Для советского времени он вытворял нечто настолько неприемлемое, что его не печатали. Никогда. Грянула перестройка, малиновые пиджаки, автоматы Калашникова и ставшая рефреном угроза «закатаю в асфальт» — Бурков был всего лишь литературным уродом, шаставшим по «альтернативным» альманахам в надежде на публикацию, со склонной к алкоголизму женой и дочкой, которой жена дала ужасавшее его имя Анжела.

Его пронзило: через пять, нет, десять лет все это закончится, люди так и не поймут, зачем они несли свои гроши в «МММ», зачем выстаивали очередь на прощание с Листьевым — в очках, в гробу, в подтяжках, как у неонациста.