Читать книгу "Цвет боли. Шелк - Эва Хансен"

Испытала, едва не погибла, а спина и то на чем сидят до сих пор в шрамах. Для себя Петра поняла, что способна вынести любую боль от того, кто ей дорог. Несмотря на перенесенные мучения, она была благодарна Адлеру за раскрепощение, за то, что помог почувствовать себя уверенно, понять, что в ней тоже есть та самая женская сила, которая как магнитом притягивает мужчин. Но Адлер погиб, и теперь Петра втайне мечтала вручить плеть Ларсу Юханссону, чтобы прошелся по ее спине.

А Линн?.. Ну при чем здесь Линн? Если Карин сумела завладеть вниманием Ларса, то почему не сможет и она, Петра? Конечно, внешность у Петры не яркая, но не хуже Линн Линдберг. А если кто-то считает иначе, тем хуже для этого кого-то.

Не менее неприятным было известие, что, устав мучиться и прятаться от дневного света, Жаклин убила себя, выйдя в яркий солнечный день из дома раздетой, но перед тем написала завещание, оставив абсолютно большую часть своего состояния Линн. Соперница становилась владелицей большей части замка и не меньшего счета в банке, которые по праву принадлежали самой Петре.

Жаклин не знала, что ее дочь жива, но, по мнению Петры, это не оправдывало вампиршу. Снова несправедливость: Линн получила кроме Ларса Юханссона еще и состояние матери Петры! Почему одним все, а другим только объедки?

Вот и сейчас они там вместе, а она одна, Ларс улыбается своей серой курице и целует ее в висок, обняв за талию, Магнус с Бритт, Фриду дома ждет Густав, а Петра в стороне. Всегда в стороне, всегда на вторых или даже третьих ролях, никогда никому не нужна.

В соседнем ряду кресел для ожидания расположилось многочисленное шумное семейство из троих взрослых и пятерых детей. В семье было явное разделение, но не на поколения, а, видно, по интересам. Самый старший мальчик, подросток лет шестнадцати, держался подчеркнуто отдельно, демонстрируя презрение к занятиям остальных. Две девочки и еще мальчик во что-то играли вместе с родителями, бабушка читала журнал, а самый младший лет пяти отчаянно пытался привлечь к себе внимание членов семьи.

Он был лишь чуть моложе одной из девочек, не слишком отличался и от второго мальчишки, дети, видно, погодки, но бедолагу не желали принимать в свое сообщество.

— Ма-ам… — Он потянул мать за рукав футболки, та отмахнулась, видно, посоветовав поиграть с какой-то игрушкой.

Тогда ребенок влез в игру, которой занимались родственники, его отпихнула старшая сестра, крикнув, чтобы не мешал. Мальчишка схватил ту самую игрушку, оказавшуюся самолетом, и принялся «летать», ревя, как мотор, и пикируя на сестер. Возмутились все.

Петра отвернулась, наблюдать за семьей откровенно было не слишком красиво, к тому же ее раздражало то, как семейство отпихивало одного из своих членов. Глядя на самолеты, девушка вдруг подумала, что и ее так же. Нет, не отпихивают, просто не принимают. Помогли организовать показ ее моделей, даже поучаствовали в показе, но потом выяснилось, что она дочь вампирши, и все отвернулись?

Петра понимала, что это не так, что никто не отворачивался, просто она не нужна собравшимся провожать Бритт и Магнуса, у них свои отношения, свои дела, своя дружба, в которую Петра не вписывалась. Она всегда чувствовала свою ущербность, может, потому и меняла партнеров. Бритт просто искала своего единственного и, кажется, нашла. А Петре все равно, на какое-то время ее разбудил Адлер, ввергнув в жестокий мир садомазо, у Петры оказался подходящий болевой порог и склонность к мазохизму. Рядом с Адлером и там в клубе она не чувствовала себя одинокой и никому не нужной, но после гибели Адлера идти в клуб в одиночку девушка не рискнула и снова осталась одна.

С теми, кто сейчас секретничал в стороне, Петру связывала только Бритт. Но Бритт улетит, к тому же у Бритт есть Магнус, и Петра снова останется одна. Матери нет, ни настоящей, ни приемной, отчим Флинт сам по себе, Адлер погиб, из колледжа она ушла, друзей нет… Одна, никому не нужная… Если завтра умрет или пропадет, никто и не заметит.

Мелькнула мысль сесть в машину и уехать куда-нибудь на север Норвегии или Финляндии, арендовать маленький домик в лесу и прожить там остаток лета без телефона и связи с внешним миром. Но наверняка когда осенью вернется, тот же Андреас Флинт, выйдя утром на кухню, скажет:

— Привет, Петра. Опять не ночевала дома? Или ночевала? Я не слышал, когда ты пришла.

И все, никаких вопросов, почему не было пару месяцев. Андреас и не заметит, никто не заметит, и те, кто сейчас беседует с Бритт и Магнусом, тоже.

Внутри кроме тоски и желания разреветься или убежать росла уже не просто досада на несправедливую судьбу, а настоящая злость. Злость прежде всего на везучую Линн, окруженную друзьями, любимую мужем и родными.

Словно чтобы добавить ей страданий, мальчишка начал пикировать своим самолетом уже на нее. Хотелось отмахнуться от этого друга по несчастью, но Петра молча смотрела на летное поле. Мальчишка прекратил завывать, встал рядом, тоже глядя на самолеты, постоял и вдруг обратился к ней:

— Тебя тоже к себе не зовут? Ты тоже никому не нужна, да?

Худшего он сказать не мог, с трудом сдержавшись, чтобы не дать мальчишке подзатыльник, Петра закусила губу, пряча злые слезы, и отвернулась к стеклу. Мальчишка хмыкнул, снова взревел, изображая мотор, и принялся носиться, то и дело приближаясь к уху кого-то из своих обидчиков. Матери все же пришлось отвлечься и поговорить с нарушителем всеобщего спокойствия.

О Петре вспомнили, позвали к себе, как раз пришло время прощаться, с трудом сдерживаясь, чтобы не натворить каких-нибудь глупостей, она натянуто улыбалась, желала счастливого пути, целовала Бритт в щеку, снова улыбалась, наблюдая, как уходят они с Магнусом, и краем глаза отмечая, что Ларс снова обнимает свою жену.

Домой приехала мрачнее грозовой тучи. Они возвращались из Арланда каждый в своей машине: Ларс и Линн в ее красной «Феррари», Фрида в новеньком «Вольво», подаренном ей Густавом, а Петра в своем стареньком «Опеле». И хотя она могла бы тоже купить «Феррари», во всяком случае, в кредит, сам факт, что Линн уже это сделала, был оскорбителен.

Интуиция — великая вещь, это Кевин знал точно, несмотря на то что его самого эта великая вещь не раз подводила. Вот и теперь внутреннее чутье упорно твердило, что утопленником из Скарпё следует заняться особенно тщательно. И даже то, что труп был найден у другого берега, пусть и недалеко от моста, его не смущало.

Труп действительно находился в той стороне, где пролив между Скарпё и соседним небольшим островом Стегезунд, собственно, там двойной остров, со Стегезундом перешейком связан Викингсборг, но это неважно. Течение в проливчике несильное, как и между Скарпё и Риндо, с моста между которыми свалилась машина. Кевин и сам понимал, что едва ли труп могло вот так странно перетащить вокруг юго-западной оконечности Скарпё. Его сомнения подтвердил местный полицейский, все еще изучавший окрестности. Рыжий, веснушчатый парень, назвавшийся Петером Хорном, выглядел почти смущенным, словно проглядел убийство и никак не мог понять, как же так получилось. Он попросту не знал, куда девать свои длинные руки, а потому время от времени взмахивал ими, чтобы что-то показать, и поспешно прятал, сцепляя средними пальцами за спиной. Рядом с таким Кевин чувствовал себя морским волком рядом с юнгой. Это придавало уверенности.