Читать книгу "Центровая - Владимир Колычев"

Увы, но на этом история не закончилась. Новоиспеченный калека решил отомстить, подговорил своих дружков. Меня подкараулили ночью в темном месте. Лупили сильно, сломали нос и отбили печень. Я кому-то попал в кадык, и одним инвалидом в стране стало больше.

Мои условные три года трагически трансформировались в реальный срок. Я отбыл его от звонка до звонка, хотя и была возможность освободиться досрочно. Ее сломал один лагерный придурок, который попытался самоутвердиться за мой счет. Я заехал во взрослую зону молодым и смазливым пареньком.

Яша Балаган решил надо мной покуражиться, закрутил вокруг меня карусель, сам же с нее и слетел – в санчасть с двойным переломом челюсти. Ему бы оставить меня в покое, так нет, через год он снова наехал. Яша подкачался, набил кулаки, поставил удар. Зуб мне, скотина, вышиб, яйца отбил. Но я снова сломал ему челюсть, победил в том бою нокаутом, безоговорочно.

Увы, Яша не успокоился, стал готовиться к реваншу, но и я даром время не терял. Последний наш бой закончился моей победой, которая обернулась поражением. Из-за этого поединка начальник оперчасти завернул мое досрочное освобождение. Я остался в зоне, в то время как Яша откинулся по звонку через месяц после боя.

Разве я не притягиваю неприятности?

Глава 2

Вечером – водка, утром, на поправку здоровья – пиво. Вчера мы с отцом опохмелились с продолжением. Сегодня день тоже задался, потому что мы заранее позаботились о трехлитровой банке «Жигулевского». Деньги у нас есть, а отцовская знакомая работает в магазине. Она сама вынесет ему любой заказ, причем по госцене.

Пиво не совсем свежее, но такое холодное и очень легко пьется! Стакан почему-то норовил выскользнуть из руки, упасть на пол и разбиться. Тут ополовиненная банка вдруг каким-то чудом переместилась к умывальнику. Я нахмурил брови, глядя, как пиво благодатной струей стекало в раковину.

– Хватит! – решительно сказала бабушка.

Отец лишь вздохнул. Он побаивался ее, но своему пристрастию не изменял. Позавчера пришел поздно, в изрядном подпитии. Зато вчера вернулся домой в середине дня, с водкой и пивом.

Я только рад был составить ему компанию. Я, конечно, не алкоголик, но выпить мне хотелось. Домашнее тепло и водка – отличные средства для обогрева души. И отец так сказал, и я так думал.

Он и раньше любил выпить, а после развода вовсе покатился по наклонной. Днем на работе держится, а вечером – на стакан. Иногда приходил домой, в другой раз ночевал у собутыльников. Бабушка его ругала, он перед ней каялся, а зашиваться не хотел.

– Сам не можешь без этого и сына учишь.

Отец взлохматил волосы, снова вздохнул. Бабушка все говорила правильно, он с ней соглашался, но пить не бросал.

– Ладно, пойду я, – сказал он, поднимаясь.

Сорок семь лет ему. Он и сейчас видный мужчина, высокий, статный, только седой и лоб весь в морщинах. Порода в нем чувствуется, а ее не пропьешь.

– Куда тебя понесло? – Бабушка всплеснула руками.

– Так работа у меня.

– Отгул у тебя! – Она осуждающе покачала головой.

– Нет, силовую установку в третьем цеху посмотреть надо. Я скоро. Давай, сынок, не скучай!.. Или со мной пойдешь? Я тебе фабрику покажу.

– Собутыльников он твоих не видел! – Бабушка с горечью посмотрела на него.

– Да какие собутыльники, – вяло возразил отец и махнул рукой.

Бабушка проводила его до двери, вернулась на кухню, села за стол, немного подумала и налила мне и себе по рюмочке.

– Тебе можно, ты с дороги. Но не увлекайся! – Она посмотрела на меня вроде бы строго, но с мольбой.

Я покачал головой. Нет, пьянство в моих планах на будущее не значилось. Их вообще пока не имелось, но алканить я не собирался. Работать буду, потом, когда судимость снимут, в институте восстановлюсь. Если откажут, дальше буду пахать где-нибудь на шабашках. Если, если!.. Теперь вся моя жизнь будет состоять из этих самых «если». На мне социальная проказа, черное пятно, и я должен с этим смириться. Как бы и в самом деле не поставить на себе крест, не скатиться к стакану!

– Пойду прогуляюсь, – сказал я.

Погода сегодня неплохая, дождя нет, солнце из-за туч выбивается.

– Куда пойдешь? – Бабушка подозрительно покосилась на меня.

– На барахолку схожу, – ответил я и пожал плечами.

В Ярославле я влез в свой старый джинсовый костюм, который еще четыре года пищал в унисон с последней модой. Сейчас штаны-бананы из вареной джинсы не носят, а донашивают. Это делают те, кому надеть нечего. Сейчас в почете джинсы-трубы, нейлоновые спортивные костюмы, кожаные куртки.

Денег у меня немного, на обновку их не хватит, но хоть по рынку похожу, посмотрю, что там почем. Заодно и развеюсь. Может, пивка выпью, если найду. Да и девчонку неплохо бы снять.

Планов у меня громадье, но все они какие-то смутные. Такое ощущение, будто я находился в подвешенном состоянии. Куда ни пойду, все буду перебирать ногами впустую, без движения.

Я оделся, спустился в подъезд. Дверь в подвал была настежь распахнута, рядом с ней – никого. В лестничной шахте горел свет, запах карбида стоял как после газосварочных работ. Может, ироды трубу сломали, как того боялась бабушка, вот и пришлось вызывать слесарей?

Я и сам не понял, как спустился по лестнице и оказался в большом квадратном отсеке, где вдоль стен тянулись трубы, как упакованные в утеплитель, так и водопроводные, меньшего диаметра, запорные вентили, краны.

Здесь тускло светила лампочка, а в следующем царила темнота. Но все-таки я продолжил путь, в глубине подвала заметил огонек, на него и пошел, переступая через высокие пороги в проходных проемах. Бетонный пол под ногами, воздух затхлый, но не сырой. Меня манил свет в конце тоннеля, и я заинтригованно шел на него.

Юная шатенка не выходила у меня из головы. Желание увидеть ее пересиливало страх перед блондином и рыжим. Вернее, даже не страх, а опасение. Как можно было бояться каких-то щеглов, пусть они хоть сто раз буйные? Уж кто-кто, а я знал, почем фунт лиха, и кулаками махать умел. Еще у меня в кармане лежал выкидной нож. Лезвие там тонкое, гибкое, чтобы нож не проходил как холодное оружие, но под него лучше не попадать.

Про нож я вспомнил, когда входил в освещенный отсек, но хвататься за него не стал. Там никого не оказалось. Обстановка здесь была типичная для подобных мест – два старых продавленных дивана, кресло без подушек, стол с обугленной ножкой, дырявый ковер на бетонном полу. Рядом с ним засаленная циновка, порванные картины на стенах, торшер без абажура, который и освещал эти подземные апартаменты. С потолка свисал провод, к нему была прикручена вилка от сломанного торшера.

За этим отсеком был другой, но темный. Может, там стояла кровать, а на ней шатенка в обнимку со своим блондином? Свет включить можно, но это слишком. Невозможно вторгаться в чужую личную жизнь. Я и без того чересчур много себе позволил. Уходить отсюда нужно, причем как можно скорей.