Читать книгу "Глина - Дэвид Брин"

Я уклонился от них, взвешивая варианты.

В физическом смысле моя копия не причинила никому никакого вреда. Однако дело принимало рискованный оборот — от неудобства пострадали реальные люди. Предположим, я оторвусь от желтых дуболомов Беты и доберусь до полицейского морозильника. Мой оригинал выплатит штраф за нарушение общественного порядка, и от премии, обещанной за выявление логова банды Беты, ничего не останется. Это во-первых. Во-вторых, копы вполне могут проявить небрежность и не успеют заморозить меня вовремя. В последнее время за ними такое замечалось.

Разумеется, я уже попался на глаза камерам слежения. Но достаточно ли будет записи для проведения надежной идентификации? Лица у Зеленых не очень-то выразительные, а над моим вдобавок потрудились парни Беты.

Так что опознание станет делом нелегким. Оставалось одно: унести мое проштемпелеванное тело туда, где его никто не сможет опознать. Пусть гадают, из-за кого случился весь этот сыр-бор.

Крича и размахивая руками, я заковылял к реке.

Возле набережной меня догнал суровый, усиленный громкоговорителем окрик: «Стой!»

Копы-големы носят громкоговорители там, где у большинства из нас половые органы… Жутковатая замена, которую трудно не заметить.

Слева от меня стали падать камни. Один угодил в мое разлагающееся тело, другой отскочил от тротуара и едва не зацепил настоящего полицейского. Может, теперь Синие обратят внимание на желтых ребят Беты. Клёво.

На этом мысли оборвались, потому что мои ноги потеряли опору. Некоторое время они по привычке еще топтали воздух, а потом я плюхнулся в темную воду.

В том, что я веду рассказ от первого лица, есть одна большая проблема — читатель знает, что я все же добрался до дома в целости и сохранности. Так что никакого саспенса. Да, так уж получилось, что на этом все не кончилось, хотя, возможно, и должно было бы. Некоторые големы создаются ради боя, например, те, которых любители посылают на гладиаторские состязания. Есть, как говорят, и секретные модели, используемые спецвойсками. Других дитто проектируют для удовольствий, жертвуя жизнестойкостью ради императивных клеток наслаждения и высококачественной записи впечатлений. Плати больше — и получишь модель с дополнительными членами или органами восприятия.

Я слишком дешев, чтобы претендовать на удовлетворение фантазий. Но есть одно качество, обязательное для всех моих копий, — гиперосигенизация. Мои дитто умеют надолго задерживать дыхание. Никогда ведь не знаешь, куда заведет работа — тебя могут попробовать отравить газом, бросить в багажник машины или закопать заживо. В моей памяти имеются такие случаи. Этих воспоминаний не было бы, если бы мозг умер слишком быстро.

Я счастливчик.

Успокойся. Отдохни. Это ведь не смерть. Ты — реальный — будешь жить. Твои мечты сохранятся в нем.

Те, что у тебя есть.

В общем-то верно. С философской точки зрения мой оригинал это и есть я. У нас одна память, исключая этот кошмарный день. День, который он провел босиком, в шортах, занимаясь бумажными делами, пока я искал приключений в другом, неведомом для многих городе-двойнике, где жизнь дешевле, чем в романах Дюма. По большому счету моя нынешняя жизнь не имела особенного значения.

Я ответил тихому, вкрадчивому голосу так, как отвечал всегда.

К черту экзистенциализм.

Каждый раз, воплощаясь в копию, временного двойника, я передаю ему инстинкт выживания.

Я хочу жить после жизни.

К тому времени, когда мои ноги коснулись скользкого дна реки, во мне уже созрела решимость испытать судьбу. Конечно, шансов мало, но, может быть, тот, кто сдает, возьмет новую колоду. К тому же меня вел и еще один мотив.

Не дать победить плохим парням. Не позволить, чтобы им все сошло с рук.

Пусть мне не нужно было дышать, но передвигаться по дну реки не очень-то приятно. Ноги то увязали в тягучем иле, то скользили. Сила сцепления отсутствовала, а часики меж тем тикали.

Видимость? Почти нулевая, и я руководствовался памятью и ощущениями. Цель заключалась в том, чтобы пройти вверх по реке к паромным докам. Однако, сделав несколько шагов, я вспомнил, что яхта Клары стоит на якоре в километре от Одеон-сквер. Вниз по течению. Перестав бороться с течением, я отдался на его милость и сосредоточился на том, чтобы держаться поближе к берегу.

Было бы куда легче, если бы в меня встроили регулируемые болевые сенсоры. Без них оставалось только проклинать собственную убогость и дешевизну и корчиться от боли, перенося ногу с одного камня на другой или вытаскивая их поочередно из жадной топи. Невольно вспомнился прочитанный где-то плакат, отражающий отношение к подобным мне созданиям.

Я это я. И пусть осталось жизни мало, я все же ее ценю. И отдаю остаток, прыгая в реку, чтобы сэкономить кому-то несколько кредитов.

Кому-то, кто будет любить мою подружку и пользоваться плодами моих достижений.

Кому-то, кто помнит все, случившееся со мной, кто делит со мной свою память.

Но, ложась на копир, он знает, что останется дома в настоящем теле. А я отправлюсь делать за него грязную работу.

И этот парень никогда не узнает, какой у меня был паршивый день.

Каждый раз перед тем, как воспользоваться копиром и печью, ты как бы подбрасываешь монетку. Когда все закончится, кем ты будешь? Ригом, оригиналом? Или дитто, големом, дублем, роксом?

Чаще всего это не имеет почти никакого значения, если ты до истечения срока службы копии загружаешь в себя ее воспоминания. Тогда две части соединяются в одну. Но что, если дитто пострадал, если ему, как мне сегодня, выпал нелегкий денек?

Я обнаружил, что мысли разбегаются. В конце концов, зеленое тело не рассчитано на интеллект. Поэтому я сосредоточился на неотложном. Переставляй ноги, перетаскивай донную грязь.

Есть места, мимо которых проходишь каждый день, но не обращаешь на них никакого внимания, потому как думаешь, что никогда туда не попадешь. Вроде этой реки. Все знают, что в ней полно дряни. Я то и дело натыкался на мусор, пропущенный тралерами-чистилыщиками: ржавый велосипед, поломанный кондиционер, несколько старых мониторов, таращившихся на меня пустыми глазами зомби. Когда я был ребенком, из воды нередко вытаскивали целые автомобили, иногда с пассажирами. Реальными людьми, не имевшими в те далекие дни возможности отправить в опасное путешествие свои копии.

Те времена имели свои преимущества. В давние дни Горта воняла. Законы по охране окружающей среды вернули ее к жизни. Теперь люди в ней ловят рыбу, а рыба превращает все, что сбрасывает город в реку, в нечто съедобное.

Вроде меня.

Настоящая плоть, упругая и устойчивая. Она не начинает отшелушиваться после двадцати четырех часов жизни. Протоплазма крепка и прочна, и даже утонувший труп еще несколько дней противится распаду.