Читать книгу "Игроки Господа - Дамиен Бродерик"

— Клянусь быком Митры! — грязный и потрясенный, Эмбер заковылял по волнам, чтобы подобрать их приз. Лун скинула туфли, задохнулась от холода. Помогла затащить труп в пожарный лифт.

— Должно быть, негодяи нашли этот нексус, — сказала Лун, — и затопили всю проклятую долину. Убийственно, зато эффективно.

— Египет? Индонезия?

— Китай. Они любят такие гигантские гидравлические проекты. Проклятье, я была там всего несколько лет назад!

— Хочешь, теперь я поищу?

— Нет, нет, у меня есть с десяток запасных лазеек. Подожди секундочку, — она тяжело дышала.

Эмбер тоже переводил дух — труп был тяжелым и неудобным. Лун произнесла новую команду. Со рвущимся треском на фоне темноты открылся новый «Schwelle», за которым таилась такая же темень. Позади них из клуба выскочил Роджерсон с ружьем, готовый крушить всех направо и налево, за ним по пятам следовали К-машинные бездельники.

— Черт, давай, Лун!

— Я ушла, — бросила она и шагнула вперед. Он с трупом на плечах ринулся следом, и девушка мгновенно закрыла проход. Так рождаются городские мифы. Лун искренне надеялась, что кратковременный потоп принес с собой рыб или лягушек. Эмбер с глухим стуком свалил мертвую тварь на землю. Они стояли под незнакомым звездным небом на поле душистого клевера. Где-то неподалеку рявкало большое животное — может, млекопитающее, может, что-то поэкзотичнее. Похожая на сову птица скользнула над их головами, в ее глазах блеснул лунный свет. Потом уселась на темное дерево. Босая Лун сделала один шаг и почувствовала, как что-то теплое мягко обволакивает пальцы, а ноздрей достигает значительно менее приятный аромат.

— Как ты имеешь обыкновение выражаться, дерьмо, — сказала она. — Ненавижу деревню, — и, аккуратно отступив назад, вытерла ногу о бархатистые заросли клевера.

— Город не намного лучше, — отозвался Эмбер с легким смешком. С карманным фонариком в руке он рассматривал безголовый труп. Кровь, и плоть, и что-то еще, больше похожее на механическую начинку. Без сомнения, мертв, если допустить, что такие твари вообще могут считаться живыми. — Интересно, почему им свойственна столь мерзкая нетерпимость? Лун согласно кивнула:

— С тем же успехом могли бы носить футболки с надписью: «ЗЛОБНЫЙ УБЛЮДОК». Один из тех, кого прикончили мы с Мэйбиллин, кричал насчет грязных лесбиянок.

На мгновение воцарилась тишина. Фонарик погас.

— Ну, в случае Мэй…

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Ну да. Хорошо, давай оттащим это в твой нексус и запихнем в гомогенизатор.

Так они и поступили, а потом она отправилась домой в одиночестве, несмотря на элегантное предложение со стороны Эмбера, съела какое-то месиво из холодильника, посмотрела тупую передачу по телевизору и проспала шесть часов подряд.

Два

Август

Однако, для меня все началось с Тэнзи.

Я изучал медицину, отнюдь не философию, где-то миллион лет тому назад, когда только вернулся в Австралию из Чикаго. Я страстно влюбился, потом охладел, играл какую-то музыку, учился, как собака — и в конце третьего года моих академических изысканий внучатая тетушка Тэнзи, вместе с которой я жил в большом пустом доме после исчезновения моих родителей в небе над Таиландом, полностью выбила меня из колеи, когда я вернулся с заработков в пустошах. Работа состояла в присмотре за огромными стадами коров и овец, бродящими по огромным высохшим лугам, в размере ничуть не уступавшим маленькой европейской стране. Сегодня для этого больше не используют лошадей, предпочитая им вертолеты и внедорожники. Я научился сгонять несколько тысяч голов скота, восседая на 800-кубовом мотоцикле «сузуки», поджаром, точно борзая. Ослепительным летним днем, когда температура достигла сорок одного градуса по Цельсию (и который в Чикаго считался Днем зимы — точнее, будет считаться таковым, как только закончится 33 декабря), я вместе с другими загонщиками и парочкой страстно желанных загонщиц угостился традиционной пресной лепешкой и ромовым пирогом, пил ром и «колу», и распевал душещипательные песни. Вот он, американский Запад. Нет ничего кошмарнее, чем видеть, как три черных пастуха-аборигена, чьи предки жили здесь еще пятьдесят тысяч лет назад, горланят «The Streets of Laredo», причем с абсолютно естественным провинциальным южноамериканским акцентом. Как услышали по радио, так и запомнили.

В конце января, я вернулся домой — причем дорога заняла весь день и большую часть ночи — на стареньком полноприводном «паджеро», который по счастливой случайности выиграл в покер, с пачками не облагаемой налогом наличности, запрятанными в высоких ботинках. В придорожном магазинчике купил бутылку рома для себя, на память о старых добрых временах, и бутылку хорошего шерри для тетушки Тэнзи. Дугальд О’Брайен, старый тетушкин золотистый Лабрадор, радостно встретил меня у ворот, виляя хвостом. И как ему это только удавалось? Каким-то загадочным образом он всегда знал, когда я вернусь, и приветствовал меня со всей своей незатейливой, счастливой привязанностью. Быть может, это тетушка науськивала его при помощи оккультных сил.

— Добрый Ду, парень! — сказал я. — И тебе того же! — после чего почесал его уши, потом присел на корточки, чтобы крепко обнять, бросив на землю рюкзак, но осторожно держа бутылки. Бедняга старел и слегка прихрамывал на одну ногу, бредя за мной в дом.

Расслабляющие ароматы тетушкиного жилища приветствовали меня, словно теплые воспоминания. Я смутился, потому что был ужасно грязен и, без сомнения, вонял не хуже скунса. Нашел тетушку на кухне, чмокнул в щеку, оставив объятия на потом, и сообщил, что иду наверх принять душ. Она взяла пульт испачканной в муке рукой и выключила телевизор.

— Прости, дорогой, но ничего не получится.

— А? — я замер на середине лестницы. Я проехал полторы тысячи километров, останавливаясь только на заправках, оцепенел от усталости, у меня перед глазами все двоилось.

Внучатая тетушка Тэнзи принялась вырезать из густого теста сердечки с помощью специальной формочки. Она посмотрела на меня широко раскрытыми прозрачно-голубыми — совершенно искренними — глазами:

— Сегодня субботняя ночь.

— Точнее, то, что от нее осталось. Я знаю, что должен позвонить народу и отправиться куда-нибудь, Тэнзи, но я смертельно устал. Думаю, что хорошенько отмокну, а потом просто упаду в…

— Нет, дорогой, об этом я и говорю. Ты не можешь принять душ наверху. В последнее время каждую субботнюю ночь в ванной появляется труп.

Я осторожно спустился обратно по лестнице, не говоря не слова, налил себе чашку кофе и стал ждать. Тэнзи поколдовала с клубничным джемом, поставила противень в разогретую печь, принялась замешивать тесто для булочек. Она пекла лучшие тартинки с джемом со времен Королевы червей, и, подозреваю, сам я давно превратился в Валета, так как за прошедшие годы поглотил неимоверное их количество. Тетушка устроилась на трехногом табурете возле массивного дубового кухонного стола, раскатывая аморфный комок теста старомодной скалкой. Как обычно, она действовала легко и бессознательно: это была тантра, не менее грациозная и непроизвольная, чем мое боевое искусство ката во времена службы. Бессмысленная, как старая наседка, внучатая тетушка Тэнзи — и такая же усердная.