Читать книгу "Оседлать чародея - Сергей Крускоп"

Двери, вероятно, захлопнулись в момент, когда сработало заклинание. Девушка осторожно приоткрыла одну из створок – по полу заскрежетал какой-то металлический предмет – и заглянула внутрь.

Заклинание разметало доспехи воинов Аль-Хар-дира к стенам, при этом часть их словно превратилась в большие книжные листы. Правда, бумага была необычно белая, плотная и гладкая, а на ней над аккуратными рядами каких-то циферок были яркими праздничными красками изображены котята, скачущие лошади и улыбающиеся узкоглазые молодые женщины, не обремененные одеждой. По всему Лунному залу, ошеломленно моргая черными глазами-бусинками, бродили маленькие лопоухие ежики. В качестве какой-то причуды магии у части ежиков колючки кучерявились, особенно на головах, трое или четверо были, наоборот, обладателями благородныхлысин. Едва Омелия переступила порог, из-под шлема самого Аль-Хардира выбрался ежик замечательного зеленого цвета. Посреди же этого скопления колючих зверьков над обугленными половинками посоха стоял…

Омелия, опустив меч, осторожно приблизилась к странному существу, с изумлением его рассматривая. Ростом с крупную собаку, зверь мог бы сойти за очень маленькую вороную лошадь, если бы у тех были лохматые уши длиной более локтя и мясистые горбы на спине.

Существо повернуло ушастую голову к девушке и закашлялось. – Госпожа, – прохрипело оно, – вы целы?

– Лазаро? – - не веря своим глазам, с ужасом спросила Омелия. – Что ты с собой сделал?!

– Ничего страшного, повелительница, – ответил зверь. – Я жив, это уже большое достижение. И тем большее, что вы тоже живы и даже гораздо более похожи на себя, нежели я.

Он на мгновение оскалил зубы, что, вероятно, означало усмешку.

– Ничего, поживу какое-то время и в таком облике, хотя… – он попытался себя осмотреть: – Я бы предпочел что-нибудь менее своеобразное и с руками.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Ты бы, братец, делом, что ль, каким занялся, – сидевший на лавке рыжеватый детина поудобнее пристроил сапог, к которому приделывал отвалившуюся подметку.

– А то я не занят? – отозвался тот, кого назвали «братцем», – парень лет восемнадцати или около того, старательно возившийся возле печи.

– Ты б, Виан, хоть щей подогрел, батя с Силом скоро вернутся! Давай шевелись, а то вошкаешься, как на голову обиженный!

Виан, вздохнув, прервал свое занятие и поковылял за дровами. На белом боку печи остались какие-то непонятные рисунки и символы, накарябанные угольком.

– Ну, ежовая шкурка ! – возмутился детина, откладывая сапог в сторону. – Чё ты наделал-то?

– Понимаешь, Драп, – - задумчиво проговорил Виан, останавливаясь посреди избы с охапкой поленьев, – говорят, Мелей из Холодных Прудков печь сделал самоходную.

– Ну? – спросил Драп.

– Ну и. Полезная была бы вещуга в хозяйстве!

Хоть по морозу ездить куда, хоть пахать на ней.

– Ага, – кивнул Драп, – и я про это слыхал. От старого Горбилы, когда он лишнюю чарку на грудь принял, да и не одну. Ему тогда еще мерещилось, будто на небе две луны, а у меня на голове не шапка, а утка живая сидит. А еще он говорил, что этот Мелей печку свою от щуки говорящей получил, которую в речке поймал. Сказки все это да байки пьяные, а ты веришь, как малой!

– Во, и я говорю, что про щуку – это байки! Не может щука или какая другая рыба говорить, хоть что с ней делай! А Мелей – он мужик умный, не лаптем щи хлебает…

– Дурак он, твой Мелей, – - разозлился Драп, вставая с лавки и отбирая у Виана дрова, – такой же, как и ты, токмо постарше! Печку-то зачем испоганил?

– А прикидывал, – не сдавался Виан, – можно ль взаправду такое чудо сотворить, как печь самобеглая. По всему выходит, что можно, только, боюсь, не из кирпича… Да оставь ты, потом забелим! Бумаги-то у меня нет, вот на печке и приходится.

– Бумаги и у меня нет, – фыркнул рассерженный Драп. – Кто мы, цари аль бояре? Нам и лопух сойдет – подтереться если, – он поставил в печь чугунок со щами. – Э-эх, научила тебя мать-покойница читать – не на свою голову, так на наши…

Неизвестно, что собирался ответить Виан, но тут в избу вошли еще двое мужиков, внешне столь похожих, что можно было бы принять их за братьев, если бы у одного из них в волосах и бороде не серебрилась в таком количестве седина, начисто отсутствовавшая у второго.

– Здорово, – сказал старший, – готов обед?

– О, – не дождавшись ответа на вопрос об обеде,

спросил младший. – А кто это печку-то изгваздал?

Ты, Виан?

– Это он самобеглую печь чертил, грамотей наш! – тут же наябедничал на младшего брата Драп.

– Убогий! Кто мыть теперь будет? И свежей побелкой крыть? – взвился Сил.

Отец, подойдя к печи, внимательно посмотрел на росчерки угля.

– Это как у Мелея, что ль? – поинтересовался он.

– Ну да, – оживился Виан.

– Не вышло у того Мелея ничего, – отец устало опустился на лавку. – Не бывает никакой самобеглой повозки без магии, а магии в наших краях уж поди век как не видали…

Хрустальный шар услужливо приблизил по очереди лица всех трех братьев, а затем отца. Голосов слышно не было, а угадать по движению губ, о чем говорят в бесконечно далекой сельской избе, Лазаро затруднялся. Но тем не менее вид лица старшего из обитателей избы вызвал на его лице, то бишь морде, довольную полуулыбку.

– Отлично, – конеподобный Лазаро звонко припечатал шар копытом.

– Что отлично? – оживилась было Омелия, поворачиваясь к колдуну.

До этого она, пока Лазаро что-то искал среди уцелевшего магического барахла, бродила по подвалу дворца, перебирая попадающиеся под руку безделушки и заглядывая в лари и сундуки. Колдун, впрочем, предупредил, что иные предметы могут быть смертельно опасны в неумелых руках, и ежиками, даже зелеными, дело не ограничится. Из-за этого девушке скоро надоело исследовать собственную сокровищницу, а мысли о последних событиях радости не добавляли.

Победа, конечно, осталась за ними – формально, поскольку чуть меньше двух – это бесконечно больше, чем ни одного. Ежики не считались, они разбрелись из зала через пару часов, и на нескольких Омелия натыкалась в разных покоях дворца, большинство же исчезло бесследно, вероятно, выйдя на улицу в поисках корма и затерявшись среди руин.

Именно руин, в которые превратился Эриант. То, что могло гореть, прогорело к утру следующего дня после нападения, оставив уродливые пепелища с попадающимися кое-где обугленными костями и закопченными до черноты предметами домашней утвари. С мерзкими примесями, зловонный, разъедающий глаза дым, к счастью, быстро снесло ветром вскоре после того, как дотлел последний пожар. И тогда в городские руины, как в дорогой ресторан, не торопясь, влетели разномастные грифы в компании снежно-белых желтоклювых стервятников, а следом за ними степенно вошли поджарые пустынные шакалы. С каким бы ужасом ни взирала Омелия из окна на круговерть распростертых крыльев и мелькавшие среди обвалившихся стен серовато-песчаные силуэты, задним числом она была благодарна этой армии падалыщиков, избавившей ее от похоронной работы, которую все равно не смогла бы осилить. Похорон, мягко говоря, более чем скромных, удостоились в результате те двое, что пали уже в самом дворце.