Читать книгу "Норки! - Питер Чиппендейл"

— Да.

— Тогда почему Хранитель держит нас в клетках? — с негодованием проговорила она.

— Ответ у тебя перед глазами, моя прелесть,— улыбнулся Соломон. — Посмотри на меня и скажи, что ты видишь.

Шеба с любовью оглядела его от кончика носа до кончика хвоста, думая о том, как он красив и как прекрасна его серо-голубая шубка.

— Своего удивительного, замечательного, красивого супруга,— ответила она.

— А кроме этого? — настаивал Соломон.

Он еще некоторое время шутливо дразнил Шебу, пока наконец не рассказал ей правду — правду, которая сразу все поставила на свои места. И хотя Соломон несколько раз подчеркнул, что у него нет никаких доказательств истинности его слов, в них самих было столько логики и внутреннего смысла, что Шеба сразу поверила ему — поверила и больше никогда не переспрашивала. Она отвергла смехотворную доктрину, которая как-никак помогала Старейшинам править.

Но Соломон знал кое-что еще более невероятное, и об этом он тоже поведал Шебе. Оказывается, у норок была реальная надежда выбраться из клеток, чтобы, покинув опостылевший сарай, вернуться к дикой жизни, право на которую дается каждой норке от рождения. Свобода, таким образом, из фантастической гипотезы превратилась в реальность, ради которой стоило бороться. И самым удивительным был тот факт, что беременность Шебы приближала норок к заветной цели.

Когда наконец пришел ее срок, она поначалу была не меньше других напугана лунным затмением, однако родовые схватки быстро отвлекли ее от всего второстепенного. Увидев, что ее первенец — мужского пола, Шеба даже всхлипнула от радости. Детеныш выглядел крепким, здоровеньким и совершенно нормальным, если не считать заметного голубоватого оттенка его мокрой шерстки, доставшейся ему в наследство от отца.

Удовлетворенная, Шеба, пыхтя, улеглась на подстилку и попыталась собраться с силами, чтобы, поднатужившись, родить следующего. «Будет ли это еще 'один мальчик?» — гадала она, однако ничего больше не про,-исходило, и только внутренности сводила тупая, разламывающая боль. Вскоре Шеба все поняла, и ее охватила такая сильная печаль, какой она не испытывала еще ни разу в жизни. Страшная правда открылась ей: малыш, который появился первым, был единственным.

Сначала Шеба заплакала. Как и любая норка, она была прекрасно осведомлена, какое значение имеет многочисленное потомство, и втайне, про себя надеялась на магическое число семь. Правда, теперь Шеба понимала, почему, несмотря на особую диету, она так плохо набирала вес, однако это вряд ли могло служить достаточным утешением в ее горе.

Склонившись над маленьким мокрым тельцем своего единственного сына, она принялась вылизывать его со страстной нежностью, стараясь не слушать оскорблений, доносившихся из общего вольера. Краем глаза Шеба заметила, что луна снова показалась в окне и светит так же ярко, как прежде.

Ну почему, почему все ее надежды и ожидания должны были кончиться именно этим? Почему именно с ней случилось такое несчастье?

Потом, когда норкам наскучило дразнить презренную парию и они снова начали бросаться на решетку, настроение Шебы стало понемногу улучшаться. Ее вдруг осенило: случилось чудо. И теперь она точно знает, что это должно означать. Прежде чем Соломона забрали куда-то в другое место, они договорились, что Шеба должна выбрать из всего помета будущего лидера колонии, выбрать и воспитать так, чтобы он смог разрушить заговор Старейшин и повести норок по дороге свободы. Она-то считала, что ей придется выбирать одного из нескольких!

Но все повернулось по-другому. Выбор был сделан за нее.

— Ты и есть тот самый будущий вожак, потому что ты — единственный! — прошептала Шеба на ухо малышу, который, облюбовав один из нескольких сосков, причмокивая, тыкался в него крошечной мордочкой. — Я назову тебя Мегой, потому что однажды, мой храбрый сын, ты станешь большим и сильным!

Часть I

Глава 1. НАД ПРОПАСТЬЮ

Мега зажал ноздри и, развернувшись задом, навис над отверстием уборной. «Что все они тут делают?» — с отвращением подумал он; тут его задняя лапа поехала по скользкой поверхности, и он чуть было не потерял равновесие. Доски пола в норочьей уборной были не только покрыты отвратительной смесью мускусной струи, мочи и жидкого кала, но и впитали в себя всю эту дрянь и распространяли зловоние, от которого потом нелегко было отделаться. И запах этот не исчезал даже после того, как Хранитель производил уборку. Время от времени — и сегодня как раз выдался такой день — вонь становилась настолько резкой, что от нее начинали слезиться глаза.

Машинально подняв лапу, Мега покачнулся и снова едва не упал. Вздрогнув, он припомнил один случай, происшедший с ним в детстве, когда стайка сорванцов едва не сбросила его. Он уже висе'л вниз головой и, крича от ужаса, видел под собой это море дерьма, когда подоспевшая мать спасла его. Хулиганы все же успели макнуть его темечком, так что после этого Мега целую неделю не мог отделаться от ощущения, что скользкая и вонючая жижа все еще здесь, стекает между ушами, и потому ему постоянно казалось, что остальные норки откровенно смеются над ним — грязным, вонючим и жалким.

К счастью, до сих пор это было самое большое унижение в его жизни. Мега был довольно крупным подростком, поэтому после нескольких жестоких драк ему в конце концов удалось занять среди одногодков такое положение, которое обеспечивало ему неприкосновенность. И все же он продолжал всем сердцем ненавидеть уборную, и не только из-за постоянно царивших здесь вони и грязи. Нормальный мужской инстинкт велел каждому самцу помечать свою территорию. Почему, спрашивал себя Мега, им не позволено проделывать это там, где им хочется? Почему они вынуждены проделывать это публично? Неужели у них нет никаких прав хоть на какое-то уединение?

Старейшины постоянно подчеркивали, что опорожнять кишечник в специально отведенном для этого месте необходимо в целях гигиены. Спорить с этим было, конечно, нелегко, и все же необходимость отправлять свои нужды в общественной уборной казалась Меге частью стратегии Старейшин, к которой они сознательно прибегали, чтобы лишить норок индивидуальности. Никто из обитателей колонии не должен был слишком увлекаться «приватными», как они их называли, сторонами жизни. В результате каждая норка в колонии была низведена до положения послушного винтика примитивного жрущего и испражняющегося механизма.

Впрочем, в механизме этом частенько возникали проблемы, подтверждением чему как раз и были страдания Меги над сортирной ямой. Предполагалось, что регулярные кормления должны служить кульминацией каждого дня, и так оно и было в действительности. Каждое утро и вечер входная дверь отворялась и в сарай входил Хранитель. Он начинал разливать по лоткам жидкую пищу, а норки с жадностью следили за ним, пуская слюни и прислушиваясь к урчанию в пустых животах. Однако и после того, как лотки оказывались в вольере, большинству приходилось ждать, пока наедятся Старейшины. Жирный, обрюзгший Предводитель Старейшин Массэм, как правило, заканчивал трапезу последним; сыто рыгнув, он вразвалочку удалялся, громко попуки-вая на ходу, и только после этого Габбла давал знак, что и остальные могут приблизиться к лоткам, чтобы там, давясь и отталкивая друг друга, торопливо насытиться.