Читать книгу "Созвездье Пса - Андрей Валентинов"

Отец Истории Геродот охотно объясняет нам причину этого внимания. По его мнению, персы решили отметить неразумным «ишкуза». Мотив мести в политике чрезвычайно тонок. Всерьез поверить в вендетту великой империи живущим на краю тогдашней ойкумены правнукам своих врагов мог лишь житель провинциального Афинского государства, для которого самая могучая, развитая и обширная держава мира была всего лишь сонмищем безголосых «варваров» под управлением жестоких ц тупых самодуров. Впрочем, царь Дарий вполне мог прокламировать такую вендетту, как цель похода. Подобный предлог был ничуть не хуже, чем всякий иной (например, защита соплеменников, проживающих в другом государстве, или интернациональный долг)…

Перед тем как отбиваться, можно — нужно! — заглянуть к Маздону, который, конечно же, как всегда, недоволен. Вообще-то он абсолютно прав. Маздон — первоклассный фотограф и заслуживает больше, чем два пятьдесят командировочных в сутки. Конечно, мы все недовольны, но не все умеют столь художественно возмущаться. Не всем дано! Подбородок выше, плечи расправить…

Коммунисты пр-р-роклятые!

…Он едет в Херсонес в последний раз! Его не ценят. Не дают должности начальника фотолаборатории. Не снабжают бесплатным молоком. И вообще, все они маздоны, лавочники — и коммунисты проклятые! Да, проклятые, это он всегда говорил! И едет сюда точно в последний раз, его приглашают сразу в три экспедиции, одно приглашение выгоднее другого. Да-да, все они маздоны! Все абсолютно, и особенно Ведьма Манон!..

Ну как же без нее? Все верно. И ноги твоей больше в Херсонесе не будет. Не будет, раз тебя здесь так не любят.

Эх, старый наш Маздон! Десять лет назад говорил ты то же самое. И куда ты делся? Тебе уже шестой десяток идет, здоровьишко пошаливает, а как июль — труба зовет, берешь три своих фотоаппарата — для узкой пленки, широкой и слайдовой — и прешься на вокзал. Что не любят — это точно, но никого из нас, стариков, здесь не любят. Все мы странные, Маздон, страннее некуда. А без тебя мы разбежимся — без твоих фотографий дела не будет, это уж точно. И ты хорошо это знаешь, поэтому и позволяешь себе время от времени покрикивать и пошумливать. Шуми, Маздон, покуда шумится! А чем черт не шутит — вдруг Д. и вправду решит избавиться в следующем году от всех нас, последних гусар экспедиции? То-то он проговорился, что учится фотографировать. Ну что ж, пока что были плохие экспедиции с хорошими фотографиями, а теперь будут плохие экспедиции с плохими фотографиями. Правда, кто ему будет отчет писать, если не поеду, скажем, я? Впрочем, Д. — человек усидчивый, напишет. Написал же диссертацию, в конце концов!

Рабочая тетрадь. Обратная сторона. С. 3.

…Подлинная причина, заставившая царя Дария вспомнить об «ишкуза», очевидна при первом же взгляде на карту. Персидская империя начинала завоевание Фракии, что требовало обеспечения безопасности с севера. Персы явно не собирались ни уступать Фракию скифам, ни подставлять свои спины под их бьющие без промаха стрелы.

Где-то между 516 и 512 годами до н. э. огромная персидская армия, заняв часть фракийской территории, двинулась на север. Начался скифский поход Дария — пожалуй, самая яркая из известных нам страниц скифской истории.

Нет нужды, подробно останавливаться на Геродотовой версии этого похода. Она не только общеизвестна, но и изложена настолько ярко, что любые списки уступают оригиналу. Удивляться этому нечего — литературное мастерство Геликарнасца соединилось, в данном случае, со скифским героическим эпосом. Итак, перед нами скифская версия событий, где, как и в любой саге (былине, эпосе, сообщении Совинформбюро или ТАСС), сочетаются крайняя тупость и недальновидность врага и мудрость защитников Отечества, поистине кутузовская тактика заманивания, наглые требования захватчиков, гордый ответ скифского «генералиссимуса» и, естественно, загадки, столь же малопонятные, как и иные современные дипломатические ноты. Мышка в корзине, лягушка в корзине…

Снова красный закат и белесый восход. Снова еду тревожить я мертвый народ. Сколько стен я разбил и могил изувечил! Ты доволен собою, настырный ты крот?

Утро. Слева, справа за окном — сизая водная гладь. Сиваш, тот самый, который в свое время перебрели латышские полки и удалые тачанки Каретника, чтобы на эти семь с гаком десятилетий решить вопрос о том, кому на Руси жить хорошо. Впрочем, сейчас Сиваш тих — болото болотом.

Однако в это утро нам не до аллюзий. Чей-то уверенный глас, чей именно, спросонья и не понять, вещает очевидное: опаздываем! Вообще-то говоря, в этом нет ничего мистического, скорее в наши дни странным было бы обратное, но в данном случае есть причина задуматься.

…Наша славная конкиста строится на великом «авось»: авось дадут пропуска в сверхзакрытый от советских людей Севастополь (по-нашему — Себаста), авось выделят жилье в Херсонесском историко-археологическом заповеднике — Херзаповеднике, авось найдется лишний шанцевый инструмент. Авось, авось, авось… Среди этих больших «авось» — авось малый, но важный. Наш поезд не идет до Себасты, ибо прямого харьковского нет, посему мы вот уже который год сходим в Симферополе (в Симфе по-нашему) и пересаживаемся на электричку. На сей счет существует давно разработанный ритуал со сбором пропусков для предъявления в билетную кассу и перебеганием на нужную платформу. Фокус, увы, в том, что между приходом поезда в Симфу и электричкой — всего двенадцать минут. Обычно все это как-то обходилось, но сегодня мы точно опаздываем. А до следующей электрички чуть ли не четыре полновесных часа.

Четыре часа на симферопольском вокзале, да еще в июльскую жару! Есть над чем задуматься.

Сибиэс молчит, но чувствуется, что вождь нервничает. Сибиэс изрядно суеверен, и такое опоздание способно выбить его из колеи на неделю, а то на весь сезон.

Между ветеранами, отстаивающими очередь в умывальник, разгорается малопродуктивный спор о ближайших перспективах. Смотрю на часы: нагоняем, но полчаса опоздания налицо, а нам вполне хватит и десяти минут. Действительно, так мы еще не влипали…

Красноперекопск, Джанкой, Красногвардейское… Вот уже за окном белые предместья Симфы, кто-то начинает подтаскивать вещи к тамбуру, мелькает темная речушка, которую мы видим бог весть в который раз, но до сих пор не удосужились узнать название. Вот на горизонте мавританские контуры вокзала.

…«Скорей!» — вопит мадам Сенаторша, прорываясь в тамбур. Такое впечатление, что она намерена прыгать на ходу. Конечно, сидеть на раскаленном вокзале в Симфе не хочется не только ей одной. Впрочем, когда поезд наконец тормозит и мы начинаем спрыгивать на долгожданную землю Тавриды, все уже окончательно ясно — поезд приплелся на двадцать минут позже, значит, четыре часа под солнцем Симфы нам обеспечены.

Не трать, кумэ, силы — иды на дно! …Бежим, спешим, гоним, торопимся, в спешке, в толпе, в суете, в поту… Некуда, незачем, пришли, притопали, приплыли…

Табор расползается по вокзальной площади, кто-то уже лижет мороженое, кто-то устремился к киоскам, будто здесь и вправду не Крымская область, а аксеновский Остров Крым. У бесполезных касс электричек остаются лишь четверо — Сибиэс, Сенатор и мы с Борисом.