Читать книгу "Огненная печать - Илья Подольский"

— Барышня, что спряталась под моим зонтом! — услышала я вдруг за спиной вкрадчивый голос Александра Ивановича.

— Прошу прощенья. Вот, возьмите.

Он смотрел мне в глаза и не торопился забирать свое имущество.

— Ева, вы верите в магию? — совсем неожиданно спросил профессор. У меня даже сильнее забилось сердце, поскольку этот вопрос уже давно не дает мне спокойно жить.

— А, вы, наверное, волшебник! И на зонте вашем можно летать, — пошутила я, хотя мне вовсе не хотелось шутить.

— Если тебе, Ева, так угодно, то этот зонт — твой, — беззаботно сказал Александр Иванович.

— Почему вы задали такой вопрос? — удивилась я.

— Просто, — хитро улыбнулся он, — я хотел убедиться, что у тебя на него нет ответа. Ведь так?

Ну что я могла сказать, бедная школьница, этому профессору? Ошеломленные мысли метались в моей голове, как маленькие дикие звери. В самом деле, я ничего не могла ответить. И когда он скрылся за поворотом, мне показалось, что это был вовсе не тот Александр Иванович, который полчаса назад предлагал мне откушать премерзкий салат «Оливье».

Почему-то забыв о деревянной птице, я снова раскрыла подаренный мне зонт и в каком-то странном настроении побрела в дом. Юбилейный праздник Софьи Харитоновны, кажется, завершался. Элеонора Марковна, не удовлетворенная поведением профессора, вскоре скрылась в ванной комнате и, вернувшись оттуда уже без искусственных ресниц, стала подробно обсуждать недостатки холостяцкой жизни.

— Сонечка, — с какой-то злостью обратилась она к Софье Харитоновне, — ты меня прости, но мне безумно интересно знать, что подарил тебе этот…

— Сухарь?! — крикнул полненький мужчина с круглым и розовым лицом.

Позже я случайно узнала, что он уже много лет ухаживает за тетей, которая из жалости приглашает беднягу только на дни рождения. Все, конечно, проигнорировали его восклицание. Софья Харитоновна тем временем распаковывала подарок Александра Ивановича. Элеонора Марковна вся напряглась в несказанном любопытстве. Перламутрово-фиолетовая коробочка была столь небольших размеров, что практичные умы тетиных подруг наверняка втайне предположили, что подарок скорее всего денежный.

— Ой, да тут, видимо, еще и инструкция по пользованию, — с иронией сказала Софья Харитоновна, вынув сперва из коробочки свернутую в трубочку записку.

— Ах, тетя, — положила руку на сердце мама, — неужели это признание в любви?!

— Нет, Леночка, — ответила тетя и стала читать вслух: — «Эту вещь я обнаружил при раскопках могильника в Нижнем Поволжье…»

Софья Харитоновна показала всем «эту вещь», достав широкий серебряный браслет. Я была в дальнем углу комнаты, но мне удалось разглядеть, что на браслете запечатлен какой-то рисунок. Все загудели, однако тетя по-учительски немного повысила голос и продолжила читать:

«Браслет принадлежал молодой сарматской девушке и, пожалуй, имел древнее, сакральное значение».

— Я не устаю поражаться этой ученой сухости, — непонятно чему возразила Элеонора Марковна. — Он мог хотя бы приписать несколько пожеланий.

— На мой взгляд, — устало сказала Софья Харитоновна, — эта милая вещица похожа на детскую побрякушку. Надеюсь, Александр Иванович нисколько меня не осудит, если я подарю браслет Еве.

За эту медленно и высокомерно произнесенную тираду я готова была ее расцеловать.

— Не переживайте, — тут же протараторила Элеонора Марковна, — если хотите, я его у вас куплю. Ведь мне дико нравятся старинные вещи.

А вот за эти слова я готова была выдрать у этой сухощавой мадам ее последние ресницы. Мне было просто необходимо вмешаться в их беседу.

— Поздно! — всплеснула я руками, подошла к тете, и мне снова, второй раз за весь год захотелось ее поцеловать, а потом еще обнять. — Большое вам спасибо. Это самый чудесный подарок в моей жизни, тем более что он от тебя, тетя Соня.

Старушка, разумеется, расчувствовалась, особенно от того, что я на миг перестала называть ее Софьей Харитоновной, и с радостью надела мне на правую руку это необычное и теперь самое дорогое для меня украшение. Элеонора Марковна завистливо поджала губы, после чего приняла равнодушный вид.

Поначалу было не по себе от того унизительного положения, в котором мне пришлось оказаться, чтобы прямо-таки выхватить прекрасный браслет из этих, как говорит моя мама, малоодухотворенных рук. Удивительно, но тетушек даже не впечатлил тот факт, что украшение в древности принадлежало, быть может, самой красивой девушке всего сарматского племени. Наверное, они сочли подарок Александра Ивановича чем-то вроде шутки…

Вскоре гости разошлись. Мама и я к одиннадцати часам вечера перемыли всю посуду. Ох уж эти праздники!

Возвращение домой стало для меня в этот день сладостным явлением. За нами приехал папа. Он, как всегда всецело чем-то занятый, торопил маму, а она торопила меня. Мы спешно попрощались с Софьей Харитоновной и сели в папин автомобиль, который, набрав скорость, не церемонясь, стал обгонять другие машины, меланхолично колесившие по трассе.

На улице стемнело, и в салоне автомобиля мелькал свет встречных фар, мгновенно срывавшихся в уже совсем близкую ночь. Я в роскошном одиночестве расположилась на заднем сиденье. Родители вяло и без интереса обсуждали планы на завтрашний день, говорили то о деньгах, то о самочувствии. Чтобы не заскучать, я перестала прислушиваться к их словам и задумалась над вопросом того загадочного профессора. И, возможно, если хорошо подумать, то скоро я узнаю наконец, верить мне в магию или нет. Кто ищет, тот всегда найдет.

Переменчивое освещение, которое на пути домой навевало дорожную сонливость, позволило мне разглядеть на браслете расправленные крылья какой-то дивной птицы. Интересно, о чем думала сарматская девушка, надевая на руку это украшение? Кроме того, я заметила на внутренней стороне необычную для браслета круглую выпуклость, похожую на какую-то безупречную геометрическую деформацию. Соответственно с внешней стороны этот «чистый» (без рисунка) круг был немного вдавленным. Несмотря на эту странность, украшение не теряло своей роскошности. Но вскоре это стало мало меня занимать: почему-то очень сильно захотелось спать, будто чья-то гигантская ладонь раскачала колыбель мира, который вдруг перестал меня заботить. Лишь когда папа попытался на руках донести меня до моей кровати, я немного очнулась. Но сон в эту влажную сентябрьскую ночь был таким глубоким, что я решила до утра остаться в этой невидимой глазу колыбели.

Глава III

Лавка древностей

Мама совершила почти что непростительную ошибку. Она завела на семь часов только один будильник, забыв, конечно, о том, что я просыпаюсь только тогда, когда звенят оба будильника. Двое часов: одни для левого уха, другие для правого, — мне просто необходимы, иначе мой сонный ум игнорирует утреннее позвякивание. Теперь, из-за маминой невнимательности, я опоздала на первый урок, на классное сочинение!