Читать книгу "Цвет крови - серый - Владимир Брайт"

Вопрос был настолько странным, что на мгновение поставил меня в тупик.

— А что, разве это так важно? — спросил я после паузы.

— Разумеется, — очень мягко, можно даже сказать, ласково, по-отечески ответил он. — Мы уполномочены вести переговоры только с совершенно определенным человеком. — Если ваше имя не совпадет с тем, которое написано на этом пергаменте, — он поднял вверх руку со свитком, скрепленным странной светящейся печатью, — мы немедленно убьем вас и все ваше племя. После чего сожжем все посевы, а от города не оставим камня на камне.

— Очень интересно. — Я продолжал находиться в состоянии какой-то веселой полуэйфории. — А мы-то было подумали, что вы пришли предложить нам вечный мир и торговое сотрудничество.

— Если вы назовете правильное имя, то все так и будет, — уверил меня он.

«Этот проклятый шаман лжет, чтобы заронить в мое сердце искру надежды и сделать меня уязвимым, — подумал я. — Нет, в такие игры мы играть не будем».

— А какое конкретно имя вас интересует? Обычное или тайное, данное матерью при рождении?

— Совершенно безразлично, — последовал лаконичный ответ.

— Но в таком случае я могу его просто придумать!

— Почему нет? — Он равнодушно пожал плечами. — Это ваше полное право.

— А если я произнесу первое попавшееся имя, а магический свиток начертает его? Он ведь магический, я угадал?

— Молодой человек, — было видно, что этот разговор начал его утомлять, — свиток действительно магический и принадлежит одному из трех лордов Хаоса. Вы же не думаете, что огромный экспедиционный корпус преодолел немалое расстояние исключительно ради того, чтобы встретиться с мелким деревенским царьком забытого богом племени, а потом попытаться обжулить его с помощью фальшивого волшебства? Согласитесь, это было бы верхом глупости!

Я не нашел ничего лучшего, чем задумчиво протянуть:

— Думаю, да... Это действительно было бы верхом глупости.

— В таком случае соизвольте назвать имя, а затем мы откроем свиток и вместе посмотрим, будет ли сегодня уничтожено одно никудышное племя людишек или нет.

Наверное, не стоило ему говорить это. Расовая гордость присуща не только имурам, но и людям.

Я собрался было назвать свое истинное имя, но теперь, после этой фразы, передумал.

— Мое полное имя — Принц Хрустальный, — ответил я, с ненавистью глядя ему в глаза.

Время обмена любезностями прошло. Настал черед оросить землю кровью.

В одной старинной легенде непобедимого и неуязвимого воина-имура поразила стрела с хрустальным наконечником. С тех пор у этого племени и сам хрусталь считается табу, и даже упоминание о нем может принести несчастье.

Назвав себя подобным именем, я, по сути, плюнул в лицо собеседнику.

Телохранители заметно напряглись, уже не столько обращая внимание на меня, сколько анализируя ситуацию и прокручивая в уме всевозможные варианты того, как защитить и увести с линии огня своего господина. Война была официально объявлена, оставалось только выполнить ни к чему не обязывающие формальности, прочитав то, что написано в свитке.

— Вы, люди, оказывается, глупее и слабее, чем я думал, — даже не пытаясь скрыть презрение, сказал имур, одновременно ломая печать и разворачивая свиток.

Несколько бесконечно долгих мгновений парламентер недоуменно вглядывался в содержимое текста. Потом молча протянул пергамент мне. Только два слова были написаны там, от руки, небрежным почерком. И эти два слова в корне изменили всю мою жизнь. Именно эти слова сделали из меня то, чем я являюсь; заставили меня потерять осколок души, а с ним — самого себя; превратили меня в чудовище, в проклинаемого всеми изгоя...

Хрустальный Принц.

— Мы, люди, — сказал я, быстро справившись с удивлением, — не только умнее и лучше всех остальных рас. Куда важнее другое: мир в будущем будет безраздельно принадлежать нам.

Весь трагикомизм ситуации заключался в том, что эти высокие, идущие из самого сердца слова были произнесены человеком, которому суждено было не только предать голос собственной крови, но и примкнуть к легионам Хаоса. Хаоса, темные силы которого поставили перед собой цель — стереть с лица земли и людей, и подавляющее большинство других светлых рас.

На обратном пути я так и не поднял руку вверх, поэтому парламентер вместе со своими двумя телохранителями смог беспрепятственно покинуть место переговоров.

За несколько минут, прошедших с тех пор, как я покинул баррикады, ситуация в корне изменилась: теперь убийство этих имуров было бы бессмысленным.

Если на переговоры я шел с легким сердцем человека, которому нечего терять, то возвращался я полный мучительных раздумий и внутренних противоречий. После того как, к немалому удивлению обеих сторон, имя на свитке совпало с первым попавшимся оскорблением, которое пришло мне на ум, все резко изменилось. Глава парламентской делегации, справившись с удивлением, представился Динксом, первым заместителем лорда Тиссена, и предложил мне на выбор всего два варианта дальнейшего развития событий. Нет, не так, как это обычно бывает — хороший и плохой. Иначе: плохой и чрезвычайно плохой.

Первый вариант подразумевал тотальное уничтожение всего города вместе с его обитателями — именно его я и называю просто «плохим», а второй... Второй был плох чрезвычайно, потому что обязательным его условием было присягнуть на верность лордам Хаоса и, влившись в их армию, принять участие в предстоящей великой войне на стороне темных рас — орков, гоблинов, темных эльфов, имуров и других им подобных — против всего остального, светлого мира.

Никогда в истории бесконечных войн чистокровные люди не воевали на стороне Хаоса. Никогда они не сражались бок о бок с орками и гоблинами против своих же соплеменников. Никогда до такой степени не предавали самих себя.

Никогда... Никогда... Никогда...

Эти слова стучали в моей голове тяжелым набатом, пока я шел назад к своему народу: сообщить, что появился шанс спасти наших жен и детей. Спасти, заплатив невероятно высокую цену.

А цена была такова: Динкс сказал, что ему нужна ровно одна тысяча людей, включая и меня.

Тысяча — против четырех тысяч остающихся. В принципе, если беспристрастно разобраться, имур поступил по-своему великодушно. Он ведь мог потребовать и полторы тысячи. Для нас это ничего не меняло, а он, быть может, приобрел бы лишние полтысячи луков.

Такие вот невеселые мысли сопровождали меня всю обратную дорогу, и заняла эта дорога совсем немного времени. На переполненной баррикаде (едва ли не все племя собралось на узком пространстве двух улиц) меня ожидал многоголосый гомон до предела возбужденной толпы. Всем не терпелось как можно скорее узнать, почему я не отдал приказ об убийстве парламентеров. На некоторых лицах даже зажегся огонь призрачной надежды — людям свойственно всегда и везде верить в чудо.