Читать книгу "Анжелика. Маркиза Ангелов - Анн Голон"

Второй реверанс девочки делали тетушке Жанне — та сидела с недовольным видом и не удостаивала их даже улыбкой, затем они поднимались по длинной каменной лестнице, где было сыро, как в склепе. В спальнях зимой было пронизывающе холодно, но зато прохладно летом. Впрочем, там только спали. Большая кровать — одна для всех трех девочек — словно саркофаг, возвышалась в углу пустой комнаты; остальная обстановка была распродана последними поколениями баронов де Сансе. Каменные плиты пола, которые зимой застилали соломой, во многих местах дали трещины. На кровать взбирались при помощи скамеечки с тремя ступеньками. Облачившись в ночные кофты и надев на головы чепчики, сестры де Сансе де Монтелу становились на колени и, возблагодарив господа бога за все его благодеяния, вскарабкивались на мягкую перину и ныряли под рваные одеяла. Анжелика тут же выискивала дыру в простыне, просовывала сквозь нее и дырку в одеяле свою розовую ножку и принималась шевелить пальцами, смеша Мадлон.

После рассказов кормилицы Мадлон дрожала от страха как осиновый лист. Ортанс тоже было страшно, но, как старшая, она не подавала виду. У одной лишь Анжелики все эти ужасы вызывали какое-то радостное возбуждение. Жизнь для нее состояла из тайн и открытий. За деревянной обшивкой стен скреблись мыши, под крышами обеих башен замка летали, пронзительно крича, совы и летучие мыши. Слышно было, как во дворе скулили борзые, а мулы, которые паслись на лугу, приходили почесать спину о стены замка.

Иногда в зимние снежные ночи слышалось завывание волков, выходивших к жилью из дремучего леса Монтелу, а с наступлением весны по вечерам из деревни в замок доносилось пение крестьян, которые при свете луны танцевали ригодон.

***

Одна из стен замка Монтелу выходила на болото. Здесь была самая древняя часть крепостной стены, построенная еще в далеком XIV веке сеньором Ридуэ де Сансе, соратником Бертрана дю Геклена. По концам ее находились две большие башни, опоясанные наверху крытыми дранкой мостками для дозорных. Прихватив с собой Гонтрана или Дени, Анжелика взбиралась туда, и они развлекались тем, что плевали в машикули, через которые в старину солдаты из ведер обливали противника кипящим маслом. Стена возвышалась на самом краю небольшого, но высокого известкового мыса, за ним простирались болота. Давно, еще в первобытные времена, на месте болот было море отступив, оно оставило тесное сплетение рек, ручейков, прудов, заросших впоследствии травой и ивами и превратившихся в царство лягушек и ужей, и крестьяне передвигались здесь не иначе как на лодках. Деревушки и отдельные хижины стояли на возвышавшихся над топями островках бывшего залива. Герцог де ла Тремуй, уверявший, что он любитель экзотики, и гостивший одно лето у маркиза дю Плесси, много плавал по этому водному краю и прозвал его «зеленой Венецией».

Этот огромный заливной луг, это пресноводное болото раскинулось от Ниора и Фонтене-ле-Конта до самого океана. Немного не дойдя до Марана, Шайе и даже Люсона, оно сливалось с горькими болотами, то есть с солончаками. Дальше шел берег, вдоль которого тянулись белые холмы драгоценной соли — предмета жестокой борьбы между таможенниками и контрабандистами.

И если кормилица почти никогда не рассказывала о них никаких историй — а их ходило множество в этих краях, — то лишь потому, что ее родная деревня стояла в стороне, на твердой земле, и Фантина Лозье глубоко презирала людей, которые живут «ногами в воде», да еще вдобавок все гугеноты.

Фасад самого замка Монтелу, построенного позже, всеми своими многочисленными окнами смотрел в противоположную от болот сторону. Только старый подъемный мост с ржавыми цепями, на которых любили сидеть куры и индюки, отделял главный вход в замок от луга, где паслись мулы. Справа от входа находилась принадлежавшая барону голубятня с крышей из круглой черепицы и ферма. Остальные службы были расположены по другую сторону рва. Вдали виднелась колокольня деревни Монтелу.

За деревней густым кудрявым ковром, без единой лужайки, до самого севера края Гатин и Вандейского бокажа тянулись дубовые и каштановые рощи. Если бы такая прогулка показалась вам хоть немного привлекательной и вас не испугали бы ни волки, ни бандиты, вы могли бы дойти почти до самой Луары и до провинции Анжу.

Ньельский лес, самый ближний к замку, принадлежал маркизу дю Плесси. Крестьяне Монтелу пасли там своих свиней, что служило причиной бесконечных тяжб с экономом маркиза, неким Молином, человеком очень алчным. В этом лесу жили несколько ремесленников, изготовлявших сабо, угольщиков и старая колдунья Мелюзина. Зимой колдунья иногда выходила из лесу, выменивала на лечебные травы у кого-нибудь из крестьян миску молока и тут же, стоя на пороге дома, выпивала ее.

По примеру Мелюзины Анжелика тоже собирала разные корни и цветы, высушивала их, затем одни варила, другие растирала в порошок, рассыпала по пакетикам, а затем прятала все в тайник, о существовании которого не знал никто, кроме старого Гийома. Бывало, Пюльшери часами не могла дозваться ее.

Анжелика очень огорчала Пюльшери, она даже плакала иногда, думая о девочке. По мнению Пюльшери, Анжелика олицетворяла собой крах того, что называлось традиционным воспитанием, и, более того, Анжелика была как бы живым свидетельством упадка их знатного рода из-за бедности и нищеты.

С раннего утра девочка уносилась куда-то с распущенными волосами, одетая почти как простая крестьянка в рубашку, корсажик и выгоревшую юбку, и ступни ее маленьких ножек, изящных, словно у принцессы, огрубели, потому что она не долго думая зашвыривала свои башмаки в первый попавшийся куст, чтобы легче было бегать. Если ее окликали, она едва поворачивала свое круглое загорелое личико с сияющими зелеными глазами цвета дягиля, который тоже растет на болоте и называется по-латыни «анжелика».

— Надо бы отдать ее в монастырь, — вздыхала Пюльшери.

Но молчаливый, измученный заботами барон де Сансе лишь пожимал плечами. Как мог он поместить в монастырь свою вторую дочь, если у него не было денег отдать туда старшую? Ведь его годовой доход составлял не более четырех тысяч ливров, из которых пятьсот ливров ему надо было вносить за двух старших сыновей, воспитывавшихся в монастыре у августинцев в Пуатье.

Один приятель Анжелики, сын мельника Валентин, жил на болотах.

Другой — Никола, сын крестьянина, отца шестерых детей, — жил около леса. Мальчик уже был пастухом у мессира де Сансе.

С Валентином Анжелика плавала в челноке по каналам, вдоль которых росли дягиль, незабудки и мята. Дягиль был высокий, густой, душистый, и Валентин охапками рвал его и продавал монахам Ньельского монастыря: они приготовляли из его корней и цветов целебный настой, а из стеблей — всякие сласти. В обмен Валентин получал старые монашеские наплечники и четки, которыми потом он в деревнях, где жили протестанты, бросался в ребятишек, и те убегали с такими воплями, словно это сам дьявол плевал им в лицо. Мельника, отца Валентина, огорчали странные повадки сына. Сам он был католиком, но считал, что к людям иной веры надо проявлять терпимость. Да и что за нужда его сыну торговать дягилем, если он получит от него в наследство звание мельника и добротную мельницу, построенную на сваях у воды?