Читать книгу "Кругом одни принцессы - Наталья Резанова"

Что ж, он меня не слишком удивил. Условия были не самые редкие, можно сказать — нормальные. А то, бывает, и выкупа не спрашивают, сразу казнят. Нет, здесь нравы были мягкие. Единственное, что меня смущало — нянька-чародейка. Всякие люди, бывает, власть в королевстве забирают, но чтоб нянька?

Шахзаде продолжал:

— Узнав о таком коварстве, я впал во тьму отчаяния. И тогда мой брат решил исполнить условия вместо меня.

— Какой брат? Ни о каком брате раньше речи не было.

— Старший сын моей матери от первого мужа. Он путешествовал со мной.

— Что ж ты сам не пошел на испытания?

— Мой брат, хоть и схож со мной лицом, но телом весьма груб и крепок, ибо воспитывался как воин, а не наследник престола. А я… это самое… из-за своей изнеженности… — Он тяжко вздохнул. — И коня он укротил, и воина победил, а загадку угадать, что султану нянька-злодейка подсказала, не смог. И повлекли его в темницу, требуя выкуп…

— Так ты заплати!

— А не осталось ничего… я же говорил… бурный поток щедрости… даже гонца к шаху послать не на что… И плачу я целыми днями, ибо никогда не соединюсь я с владычицей красоты, позорящей лупы!

— Насчет владычицы — это твои проблемы. А вот с братом нехорошо получилось. Если ты не заплатишь, его казнят?

— Истинно так. Предадут мечу гнева.

— Надобно попробовать его выручить.

— Ты сказала! Ибо говорят: «Помогай своему брату, независимо от того, насилуют ли его, или он сам насильничает». Спаси его. Благородство — достояние мужей благородных, но коли женщина благородно поступает, не хуже мужчины бывает.

Ладно. Если б этот брат действовал за себя, я бы пальцем не шевельнула. Кто играет, должен платить проигрыш. Но он ведь за другого головой рисковал!

Напролом я не поперла. Принарядилась, благо деньги еще оставались, меч под плащ запрятала — под тамошний женский наряд целый арсенал сховать можно. И заявилась во дворец. Мол, я чужеземная принцесса, хочу царевне визит нанести. Что чистая правда.

Проводили меня к царевне, и начали мы с ней пировать под звуки нудной местной музыки. Дочка султана оказалась не такой жирномясой, как следовало из рассказа шахзаде. Хотя, конечно, толстая была. А что поделать — целыми днями сласти да мучное! У них считалось — чем толще, тем красивей, и у женщин из знатных семей рацион был соответственный. А пили они, похоже, по собственному почину. Вот тоже странность — басурманский закон вино запрещает. Ну, все нарушают помаленьку. Однако женщины — не беднячки, а побогаче и познатнее — хлещут винище хуже, чем меченосцы какие-нибудь. Может, у них в гаремах других развлечений нету? Или от сладкого и жирного в глотке сухость? Короче, царевна махала чарку за чаркой. Я, пользуясь таким случаем, попыталась к ней подъехать с расспросами. Очень, говорю, интересуюсь вашей знаменитой нянькой-чародейкой. Хотелось бы побеседовать, опыт перенять… Царевна отвечает: няньки, мол, нет сейчас во дворце и вообще в городе. Она уехала надолго, и когда будет — неизвестно. А сама при этом запинается, и, невооруженным глазом видно, что врет. И чего-то боится. Чувствую — подозрения мои подтверждаются. И, пока царевна не успела окончательно окосеть и отрубиться, продолжаю.

— А говорили, будто нянька-чародейка темницу с женихами денно и нощно стережет неустанно. Не боится ли светлый султан, что без нее узники убегут?

— Этого, — говорит она, — опасаться не следует. Темница — вот она, — и на пристройку показывает. — Один лишь внутренний двор ее от дворца отделяет, и пересечь тот двор никому чужому невозможно, ибо бродят там стражи особые, четвероногие, шерстью покрытые…

— Это собаки, что ли? — удивляюсь я, потому что нигде здесь собак не видела.

— Нет! — она аж плюнула. — Не держим мы этих гнусных, ибо сказал пророк — мир ему! — «Ангел не войдет в дом, где живет собака». А держим мы котов, но не простых, а бойцовых, с когтями, как лезвия ножей, и терзают они всякого нарушителя спокойствия…

И с этими словами она заваливается набок и начинает храпеть. Что никого из рабынь и евнухов не удивляет — они и сами уже набрались до бровей. А я сижу и шарю по карманам. И нахожу там один предмет, который завалялся с предыдущего королевства. Один раз он мне послужил, думаю, и теперь в дело пойдет. Вылезаю я в окно и двигаю себе по карнизу. Вижу — в одном окне свет горит, не все во дворце уснули, значит. Вжалась я в стенку, ползу потихонечку, прислушиваюсь, приглядываюсь. А это были аккурат султанские покои. И сам повелитель — приходилось мне его видеть прежде — сидит и денежки считает. И хихикает при этом прегнусно.

— Вот и еще за одного царевича выкуп пришел… Благо моему уму, светлому, ясному, когда я всю эту историю с нянькой выдумал. Теперь на нее всё свалить можно, дела нет, что давно померла, а я завсегда буду в белых шальварах…

Что-то подобное я и предполагала. Ах, думаю, скотина, устрою я тебе развлечение. И себе заодно. И, добравшись до двора перед тюрьмой, вынимаю из кармана бутылек с остаткамн кошачьей травы, и швыряю ее этим самым шерстистым стражам.

Что тут началось! Клянусь, такого кошачьего концерта не было от основания царства. Вся дворцовая стража помчалась успокаивать котов, но особого успеха они не добились, зато шуму добавили. Все бегают, орут, факелами машут — красота! Под общую суматоху пробралась я в тюрьму. Не в темницу, как они все выражались, заметьте. Вполне приличное было помещение. Смотрю — сидят штук восемь голубчиков на софах, но в кандалах.

— Который тут, — кричу я с порога, — брат шахзаде?

И семеро дружно ткнули пальчиками в одного и хором завопили:

— Он!

А этот один побледнел и голову в плечи вжал. Я же меч успела из-под тряпок выволочь, и они, не иначе, решили, что буду убивать.

Порубила я на них все оковы, взяла брата шахзадовского за шкирку и говорю:

— Этот со мной, остальные своим ходом.

Порскнули они в стороны — только их и видели. А спасенного пришлось волочь — никак до него не доходило, что я его к брату веду.

Шахзаде тем временем окопался у меня в доме. Возвращаемся мы, кидаю я недавнего узника в его объятия.

— Вот тебе твой брат, получи.

— А царевна где? — спрашивает он.

— Ну ты и наглец! Всё тебе сразу и за так. О царевне уговора не было.

Он бухается на колени и начинает умолять доставить ему еще и царевну. А он в долгу не останется, даст мне сто кошелей золота, по тысяче динаров в каждом, и сто жемчужных ожерелий…

Надо было послать его подальше, да поиздержалась я в этом султанате, пусть, думаю, не сто кошелей, а два-три да жемчуга стакан мне не помешают.

— Ладно, — говорю. — Только испытаний за тебя проходить я не буду. Сделаем по-моему.

И, когда ночная тьма обратилась в бегство перед ясным днем… тьфу, черт, этот ориентальный стиль привязчивей холеры… утром я снова пришла во дворец, благо царевна еще не проспалась. Явилась прямо к султану. Не стала ходить вокруг да около, а сразу сказала: