Читать книгу "Трехручный меч - Юрий Никитин"

— Разве я к обеду? Я на зов новых приключений!.. Это тыищешь, где бы пожрать, пасть ненасытная!

— Не ссорьтесь, — сказал я. — Раз уж судьбаснова свела нас, попробуем решить загадку, что нам подсунули. Ворон спросилважно:

— А в чем суть загадки?

— Не знаю, — ответил я. — Но меня перенеслисюда в момент, когда в том мире я готовился жениться и вступить на вселенскийпрестол. И чувствую, что не выберусь, пока не пойму нечто. А потом надо как-тообратно.

Волк поинтересовался:

— А вселенский престол, это как? Больше или меньше, чемв нашем королевстве?

Ворон переступил с лапы на лапу, вздохнул горестно:

— Сколько волка ни корми, а все равно дураком смотрит.Мой лорд, когда отправляемся?

— Сейчас, — ответил я.

— В какую сторону? — спросил ворон. — Навосток? На запад?

— Ты еще про юго-восток скажи, — огрызнулсяя. — Умные люди не умничают, а пальцем показывают. Прем пока что из леса,а там увидим. Где-нить населенные пункты поблизости есть?

Волк поинтересовался громко:

— А что, где-то и умные есть?

— Не будем показывать пальцем, — сказал ямилостиво.

— Правильно, — согласился волк. — Сразуврежем по наглой морде! В смысле, по клюву.

Конь мой сам отыскал тропку, справа и слева навстречупоплыли, покачиваясь величаво, огромные деревья. На протоптанной дорожке следыкопыт, но не конские, не конские. Я бы сказал, что лоси, но какие здесь могутбыть лоси, а вот единороги — наверняка, это еще те лоси, если дикие, неукрощенные девственницами.

Над головой верещат птицы, по деревьям двигаются отрядыкрупных жуков, муравьи тащат добычу, крупные бабочки порхают как пьяные, затоэлегантные стрекозы шмыгают из стороны в сторону красиво, целеустремленно,зависают неподвижно, как вертолеты, хватают добычу на лету.

Лес расступался, дорога все шире, появилась колея от тяжелогруженных телег, а затем и следы вырубки: пни, свежесрубленные деревья, грудызеленых веток. Мощно пахнет древесным соком. Постепенно распахивался простор, снебес донеслись серебристые курлыкающие звуки, я вскинул голову, ожидаяувидеть, как по синему безбрежному небу медленно плывут, мерно взмахиваякрыльями, косяки… нет, клинья журавлей… или гусей, не помню, но точно какие-тоиз этих крупных пернатых, если верить классикам, курлыкают во время полета посинему и безбрежному.

По синему безбрежному медленно плывут, мерно взмахиваякрыльями, косяки… нет, точно клинья! — драконов. Отсюда похожи нажуравлей: такие же вытянутые вперед, как у бегунов перед ленточкой, шеи,поджатые к брюху лапы, работающие как у птеролетов крылья. Впереди крупныйсамец, на его голове не то сверкающая корона, не то гребень в виде короны.Рассекает плотный воздух красиво и мощно, за ним пристроились два самца чутьпомоложе, но тоже могучие бойцы, а дальше, на крыльях расширяющегося клиналетят вперемешку самцы и самки, подросшие дракончики.

Пока я размышлял над свойствами зрения в этом мире, когда изтакой позиции могу рассмотреть корону на макушке пролетающего прямо над моейголовой дракона, справа в лесу затрещали кусты. Волк насторожился, а ворон,тяжелый, как кабан, как только крылья держат, беспокойно завозился на плече.Когти соскальзывали с широкой кожаной перевязи, больно царапали кожу.

— Кыш, пернатое, — сказал я.

Моя рука привычно потащила из-за спины знаменитыйтрехручный. Кусты раздвинулись, оборванные бородатые люди бросились нестройнойтолпой.

— Кошель или живот! — закричал один.

— А меч не нужон? — спросил я.

Он остановился, распахнув варежку, больно умный. Мой меч срадостным ревом распорол воздух. Голова полетела в сторону, тело еще постояло,подумало, эти всегда думают не головой, а я рубил и крушил все остальное. Мечсчастливо звенел, заглушая крики и вопли. Теплая кровь брызгала, как дождик виюльский тихий вечер. Пятеро тут же рухнули под копыта моего коня, а шестойзавопил и бросился прочь, не разбирая дороги.

Сгоряча я погнал за ним Рогача, сверкающая полоса развалилабегущее тело надвое, лишь тогда я вспомнил о милосердии, о неадекватностинаказания, подумал еще, это называется остроумие на лестнице, и повернул коня.

На месте схватки исчезли тела, высохли кровавые лужи,растворились вывалившиеся внутренности, испарилось расплесканное по кустам итраве серое вещество из черепов. Блестят пуговицы, змеей свернулся добротныйкожаный ремень с металлическими бляшками, в траве вяло трепыхается клочокбумажки.

Судя по всему, мой меч сработал как нейтронная бомба: живыеобъекты уничтожил начисто, зато материальные ценности в том виде, в каком былик концу схватки. Однако волк перехватил мой ликующий взгляд, покачал лобастойголовой:

— Нехорошо это…

— Хорошо, — возразил я.

— Нехорошо, — повторил он. — Это были несовсем люди.

— Тупые, — согласился я. — Ну и что? Если всетупые, то кто будет работать?

— Они исчезли, — растолковал он мне, чуть необъясняя на пальцах. — Вы еще не заметили, мой лорд, что они исчезли? Ниодного трупа. Это значит, созданы Тьмой. Это нехорошо.

Я подобрал и осмотрел щит главаря разбойников, достаточно побитый.Если все это от моего меча, то я, вообще-то, сама круть во плоти.

Волк нехотя брал в пасть палицы и самодельные луки, чтоостались от шайки разбойников, совал в мешок. Я спросил брезгливо:

— Зачем?

Он удивился:

— Как зачем? Кузнецу можем продать. Он все скупает. Ана вырученные деньги что-то прикупим.

Ворон каркнул над ухом:

— Или погуляем в корчме.

Я с сомнением посмотрел на собранные пузырьки с неприятноговида жидкостями:

— Он и это покупает?

— Там есть ведьма, покупает.

— Все-то вы знаете, — сказал я.

Ворон каркнул самодовольно:

— Это потому, что я мудер!

— Это потому, — буркнул волк, — что вездеодно и то же. Уже поднадоедать начинает. В другие края бы податься…

Я сказал невесело:

— Вселенная прет к унификации. Это называетсяглобализацией. Скоро везде будет еще одноитожее.

Волк пригорюнился, ворон сердито молчал. Лес отступал, мывыехали на простор, синее небо с лиловыми облаками, красный шар солнцаопускается к горизонту, кровавые отблески по всей земле. Я шарил жаднымвзглядом по сторонам, ну где же замки, должны попадаться один за другим,вообще, должны быть, как грибы, как гуси в стае: много и разные, однако запростором снова далекий лес, совсем темный, зловещий.