Читать книгу "Все там будем - Владимир Лорченков"

Раз. Два. Хлоп. Хлоп. Серафим запрокинул голову и начал терять сознание. Перед этим он успел поймать удивленный взгляд председателя Постолаки. А еще перед этим Серафим успел увидеть… Именно увидеть, а не прочитать, надпись на плакате.

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КИШИНЕВ!!!»

* * *

Мария собралась вешаться на акации во дворе. Мужу ее, Василию, было на это совершенно наплевать, потому что он был очень зол на Марию за те четыре тысячи евро, что она заплатила за дорогу до Рима и работу в Италию. И вина жены, говорил Василий, не в том, что повезли их в Италию аферисты.

— С кем не бывает, — хмурился Василий на сельских попойках, перекатывая во рту горошины мутного вина, — ну, попались обманщики. Повезли вас ночами по Молдавии. Ну, выбросили под Кишиневом. Согласен, Мария не виновата в этом. Но кто, если не она, буквально заразила нас этой идиотской, детской мечтой об Италии?

Ради этой мечты Василий продал старенький, но трактор, и сделал долгов на полторы тысячи. Супруги высчитали, что из Италии Мария будет присылать ежемесячно по триста евро. И за год они с долгами рассчитаются и трактор в хозяйство вернут.

— Трактор это обязательно! — погрозил пальцем жене Василий. — Я без него никуда!

Мария горько вздохнула. Она знала о необычайной привязанности Васи к трактору. Началось все в 1978 году, когда крестьянин Лунгу был направлен на курсы механизаторов. Познав мир и технику, — как сам говорил Василий, — он вернулся в село с трактором и огромным самомнением. Увы, когда Молдавия приобрела независимость и потеряла остатки зажиточности, нужда в тракторе Василия отпала. Денег на солярку у сельчан все равно не было, и обрабатывали землю как встарь. Руками. Но Лунгу, несмотря на уговоры жены, железного коня не отдавал и не продавал. Ровно до того дня 2001 года, когда обезумевшая от нищеты и желания вырваться Мария не убедила его временно продать трактор.

— А потом мы его выкупим! — торжественно пообещала она. — Верь мне!

К сожалению, сорок четыре подводных пловца и керлингиста из Ларги попали в руки аферистов. Те возили людей четверо суток по Молдавии, а потом сбросили их в пойме грязной реки Бык, — именно ее принял местный умник Серафим Ботезату за Тибр, — и были таковы. Узнав об этом и о том, что трактора ему не вернуть, Василий пришел в отчаяние. Когда Мария вернулась домой, он ее для порядку побил, а потом перестал с женой разговаривать. Мария, поняв, что уехать в Италию ей не удастся, — денег больше ниоткуда не предвиделось, — решила повеситься. Правда, не сама, а по совету мужа.

— Все равно, — рассудил Василий, — я тебе этого никогда не прощу. И буду лупить до конца дней твоих, женщина, как сидорову козу. А как, не дай Бог, пришибу под горячую руку? Грех на себя возьму. Так что лучше уж ты сама.

Слова эти в Марии проросли, как фасоль под красным солнцем в черной жирной земле по весне, всего за день.

— Я иду вешаться, Василий, — сдерживая слезы, сказала она мужу. — Жизнь наша это тьма. Устала я.

— На орех даже не вздумай залезть, — сказал, не отрывая глаз от карманной Библии, Василий. — Сниму и так изобью, что от побоев сдохнешь. Поломаешь нижние ветки, а там урожай самый большой.

— Я тогда на акации повешусь, — предложила Мария, — там и ветки крепче.

— Вот то совсем другое дело, — поджал губы Василий. — На акации вешайся. Хоть до второго пришествия.

Мария, зная доброе сердце мужа, пошла к акации, закрепила веревку и встала на табуретку под петлей. Из дому никто не выглядывал. За дверью схоронился, подумала она. И заметила, как и из соседских окон на нее глядят люди. Раз так, вытащат, успокоилась женщина и прыгнула. Сначала она покачивалась от прыжка, потом — из-за ветра.

Мария качалась на акации всю ночь и немножечко утра.

* * *

Василий Лунгу оказался единственным сельчанином Ларги, который не мечтал попасть в Италию.

— Нет ее, этой вашей Италии! — кричал он на сельских пьянках. — Кто-нибудь из вас ее видел?! А?! То-то же!

Единственным, кто мог возразить Лунгу, был священник Ларги, отец Паисий. Все доподлинно знали, что его супруга, матушка Елизавета, уехала в Италию еще в 1999 году, на те деньги, что батюшка заработал соборованиями, крестинами и отпеваниями. А поскольку местность возле Ларги была неплодородная и крестьяне бедными, все знали, что свой хлеб батюшка ел не даром. Нет, вовсе не даром!

— Целыми днями я, как проклятый, то дождь вызываю, то молебны закатываю за мешок гороха, — горько жаловался Паисий супруге, когда та звонила из Болоньи, где утроилась горничной. — Еле на еду зарабатываю себе и детишкам. А ты хоть бы денег прислала!

Первые несколько месяцев матушка Елизавета и в самом деле присылала супругу с тремя детишками по триста евро. Потом перестала. Через год прислала пятьдесят евро. И замолчала на год. Отец Паисий совсем измаялся и собрался было уже обращаться в Красный крест, или какую другую Организацию по Розыску Пропавших Матушек Села Ларги, да матушка Елизавета нашлась. Но как!

— Любимый, — говорила она в трубку, попыхивая папироской, — я совершенно определенно решила остаться здесь и связать свою судьбу с Адриано. Не ревнуй. Он настоящий мужчина и человек с большой буквы. Извини, но в Ларгу и в Молдавию я не вернусь. В эту дыру?! После Италии?! Кстати, я стала совершенно свободной женщиной. И устроилась на работу. Вернее, Адриано меня устроил. Куда?

Оказалось, бывшая матушка Елизавета стала секретарем Центра Современного Искусства и Атеизма. Известив об этом бывшего супруга, она повесила трубку. Отец Паисий проплакал всю ночь, а под утро все-таки уснул, и ему приснилась Елизавета в мини-юбке. Она облизывала губы и все подмигивала Паисию, и, вертя в руках папиросу, спрашивала: «Огоньку не найдется?». Когда Паисий развел руками, Елизавета испарилась, молвив с укоризной на прощание:

— Сам-то ты без огонька, а я, видишь, — баба с огоньком! Вот и оставайся сам в своей Ларге, олух царя небесного!

Проснулся Паисий разбитый и убежденный в том, что Италия все-таки существует. Ведь звонила же оттуда ему эта сука проклятая, дешевая проститутка, жирная корова, дура треклятая, змея подколодная, подлая изменница, его бывшая жена! А раз Италия есть, и Елизавета там, решил Паисий, то он просто обязан проклясть эту страну на очередной проповеди. Несомненно, Италия — средоточие порока!

— Страна, где живут порочные девки, — провозгласил он в церкви, — и их хахали, гнездо разврата, блудница Вавилонская! И я отлучаю от церкви всех, кто хочет в Италию!

Толпа, послушав проповедь, молча разошлась.

А отец Паисий весной стал собирать деньги и чемоданы для поездки в Италию.

* * *

Серафим проснулся от непонятного гула за околицей. Гудело не то чтобы очень громко, но как-то регулярно, настойчиво и угрожающе. Лениво приоткрыв глаз, Серафим с тоской оглядел выбеленный потолок комнаты. Дом. Его дом в селе Ларга. Каких-то две недели назад казалось, что больше он здесь никогда не проснется. И вот… Вздохнув, Серафим вынул ноги из теплой, — им с женой ее подарили на свадьбу, — перины и решительно прижал их к жесткому красному коврику с петухами. Такими ковриками его жена, Марчика, до того, как сбежать в 1987 году с агитатором, читавшим лекции об атеизме, застелила буквально весь пол в доме. Уж больно нравился ей красный цвет. Посидев и привыкнув ступнями к прохладе, Серафим отвлекся от тяжких мыслей и снова прислушался. Гул не пропадал. Звук был для села необычный. Но Серафим уже слышал нечто подобное, когда в Кишиневе проходил мимо республиканского стадиона.