Читать книгу "Псевдоним Венеры - Антон Леонтьев"

Нинель Константиновна, хотя и была знатной сплетницей, никогда не забывала указать на то, что осуждает подобный тлетворный образ жизни и что она полностью на стороне советского правосудия. Хотя время от времени прорывались у нее то одна фраза, то другая, позволявшая сделать вывод, что она и сама была бы не прочь хранить в тайнике за сливным бачком пачки долларов, немецких марок и полкилограмма бриллиантов.

– Так это только начало, Тосечка! Вершина айсберга, так сказать! Что у них там на фабриках и заводах творилось – просто уму непостижимо! Воровство повсеместное! И все с самого верха прикрывалось! А жена и дочурка его ведь одевались в Париже. Да, да, им специальным рейсом тряпки оттуда доставляли. Ну, не только они одевались, а еще и те, кто был к телу приближен. Круговая порука, так сказать. Так если бы этим ограничились… Вроде бы и так все было, а воровали еще больше, но ведь хотелось еще и еще. Помнишь, у актрисы, которая вроде еще любовницей Берии была, старинные украшения похитили, а ее саму задушили? Скандал еще такой был, правда, его замяли. Ну, это ведь еще при Леониде Ильиче было, и уже тогда намекали, что там кое-кто из окружения Гали был замешан…

Галей – так же как и ее саму – звали, насколько знала девочка, дочь Брежнева.

– Так ведь тогда вообще волна преступлений по Москве, Ленинграду, Киеву и Прибалтике прокатилась. И ведь взломщики всегда знали, кого в оборот брать и чем у жертвы поживиться можно. Откуда такие сведения? Правильно – оттуда! Они же сами и организовывали эти ограбления! Это, Тосечка, мафией называется. Да, да, мафия: прямо как в Италии!

Галя улыбнулась – перед подругой Нинель Константиновна старалась выглядеть источником энциклопедических знаний.

– Ну, свои люди у них везде были, в том числе и в милиции, и уголовном розыске. Понятно, что расследования такие под особый контроль брались, но ведь там люди не только республиканского, но и союзного масштаба замешаны были. Поэтому дело или в «висяк» переводили, или часть похищенных драгоценностей, наименее ценных, кому-нибудь подкидывали, чтобы козлом отпущения, так сказать, сделать. Ну, пока у них покровители на самом верху были, это все так проходило. А сейчас вскрылось: большая часть похищенных цацек принадлежит женам, дочкам, мамашам или вообще любовницам высших чинов союзных республик! Ну, тех, что сейчас сняли. Это для них и похищалось, на заказ прямо-таки. Ах, подожди, у меня в духовке что-то горит, кажется…

Немудрено: увлеченная разговором, Нинель Константиновна чуть не проморгала вишневый пирог, который сидел в духовке.

– Нет, нет, только чуток зарумянился, но это ерунда. Так вот, Тосечка, эти мадам как делали: если сталкивались в, так сказать, свете с какой-нибудь престарелой актрисой, вдовой писателя или прима-балериной и видели на старушке какую-нибудь раритетную ювелирную штучку, которую она никогда бы не согласилась продать, то поручали своим людям отработать этот вариант. Знаешь, что у них называется «отработать этот вариант», Тосечка? Попросту устроить ограбление и изъять у божьего одуванчика понравившиеся бриллианты! А потом, когда украшения были изъяты, то есть похищены, они передавались той высокопоставленной особе, которая хотела их заполучить. Понятно, что открыто они их носить не могли, но ведь у них, в союзных республиках, свои закрытые вечеринки и приемы. Они там друг перед другом хвастались чужими сокровищами! Бесстыдство, просто бесстыдство!

Но порицание было высказано с таким упоением, что Галя не сомневалась – будь Нинель Константиновна сама женой преступного партийного чинуши, она бы тотчас потребовала от своего супруга доставить ей приглянувшуюся сапфировую брошь поэтессы А. или изумрудный фермуар укротительницы тигров Я.

Эта преступная группа была обезврежена, но на скамью подсудимых отправились не только осуществлявшие ограбления рецидивисты и медвежатники, но и их высокопоставленные заказчики и покровители с членскими билетами КПСС.

Это резонансное дело сразу окрестили «бриллиантовым», хотя речь шла не только и не столько об украденных украшениях, сколько о многомиллионных хищениях и мафиозных структурах среди высшего партийного руководства.

Процесс, по приказанию Генсека, освещался в прессе, и даже в программе «Время» частенько появлялись о нем репортажи. Несколько раз Галя видела на экране телевизора своего отца.

Он же дома о ходе дела не распространялся, но ходили слухи, что подсудимые получат солидные сроки (не меньше пятнадцати лет строгого режима!), а трое непосредственных исполнителей – высшую меру наказания.

Вынесение приговора планировалось на конец декабря или, самое позднее, середину января. А в середине ноября Алла Николаевна вернулась домой из специализированного подмосковного санатория, где проходила долгий курс медицинской реабилитации.

Галя помнила разговор между родителями – она проснулась тогда ночью от жажды и направилась в кухню. Заметив там свет и услышав голоса родителей, девочка замерла, потому что отец упомянул ее имя. Часы показывали двадцать минут второго.

– Но больше всего мне боязно за Галю. И, конечно, за тебя, Алла! – произнес отец.

Послышался голос мамы:

– Значит, ты считаешь, что это не просто пустые слова?

Раздались шаги отца, он ответил:

– Алла, я бы не стал просто так тревожить тебя подобными вещами. Нет, это, увы, не пустые угрозы, а вполне реальные. Потому что они и во время следствия пытались оказать давление, но у них ничего не вышло. Да и сложно там повлиять на что-то: если пару улик даже и изъять под шумок, все равно останется две сотни других, не менее впечатляющих. А вот сейчас другое дело – ведь, по сути, решение зависит от меня!

Переминаясь с ноги на ногу на холодном паркете (ходить босиком в туалет ночью было дурной привычкой, Галя это знала, но отделаться от нее не могла), девочка поняла – отец вел речь о фигурантах «бриллиантового» дела.

– Причем решение о жизни и смерти, Алла. Понятно, что они не ждут оправдания – все же это люди более или менее вменяемые. Тем паче что прокуратура все равно подаст апелляцию, если вдруг я решу их всех оправдать…

– Но тогда какой смысл во всей этой комбинации, Андрей? – спросила мама. – Ладно, ты их не приговоришь к расстрелу, а дашь те же пятнадцать или двадцать лет. Прокуратура все равно подаст апелляцию, ведь так?

– Так-то оно так, – согласился отец, и Галя услышала, как он наливает себе из графина воды. Пить девочке хотелось ужасно, но не появляться же на кухне во время столь важного разговора!

– Но не совсем, – продолжил он. – Потому что они рассчитывают на то, что Юрий Владимирович долго не протянет. Он ведь уже почти полгода в больнице безвылазно находится. А если он умрет…

Отец сделал паузу и продолжил:

– Если он умрет, то к власти придет новый Генсек. Пока неясно, кто им станет. Если один из старой гвардии, из брежневской когорты, то обвиняемым тогда лафа. И одним движением руки им пятнадцать лет скостят, и статью с одной на другую, менее тяжкую, переквалифицируют, и под амнистию подведут. С «вышкой» гораздо сложнее, там просто так приговор не смягчишь.