Читать книгу "Музыка любви - Анхела Бесерра"

Ульяда растрогался, созерцая эту сцену, и дал себе слово побольше времени уделять матери.

Аврора Вильямари ничего не понимала. Стоя на коленях на полу незнакомой кухни, она отказывалась верить своим глазам. Что делает здесь ее мать, мертвая, в подвенечном платье? Кто этот человек, который ее обнимает? И как так вышло, что она, Аврора, ничего не знала?

Растерянная и недоумевающая, она потихоньку пыталась взять себя в руки, совладать с пронзительной болью. Все равно рядом нет никого, кто подставил бы ей плечо, позволил бы выплакаться у себя на груди. Видя, в каком она состоянии, инспектор Ульяда не решался начать допрос. Нервно откашлявшись, он наконец спросил:

— Вы знали покойного? — И не дожидаясь ответа, продолжил: — Все, похоже, указывает на то, что они по взаимному согласию решили отправиться в мир иной, но... Вы не знаете, у них были враги?

Аврора отрицательно покачала головой, роясь в сумочке в поисках салфеток. Андреу протянул ей надушенный носовой платок, но она отмахнулась, постеснявшись сморкаться в этот тончайший хлопок.

— Враги? — сдавленным голосом повторила она. — Иной раз собственная жизнь хуже всякого врага...

Андреу откровенно поглядывал на часы в надежде положить конец этому бессмысленному разговору. Если он поторопится, то успеет еще позвонить в Нью-Йорк. Не хотелось бы упустить брокера, которому он назначил видеоконференцию.

— ...Аутопсия? — Он возмущенно повернулся к инспектору и включился в беседу: — Не желаю, чтобы кто-то копался в его внутренностях. Никаких вскрытий и обследований. Чем скорее мы со всем этим покончим, тем лучше.

Темные глаза Авроры обожгли его. В бархатном голосе зазвенела сталь:

— Я хочу знать, отчего умерла моя мать.

Трупы забирали со всеми возможными предосторожностями. Пришлось уместить их на одни носилки, поскольку разделить мертвых, чтобы нести по отдельности, не удалось. Они словно слились воедино, да так и окаменели. По просьбе дочери Соледад не стали ни обрезать фату, ни забирать букет у невесты. Так их и отправили в морг на вскрытие — в том же виде, в каком нашли. Андреу ушел возмущенный, угрожая сворой адвокатов инспектору, который всего лишь выполнял свой долг.

Аврора испросила разрешения остаться в квартире подольше и теперь пыталась уловить здесь отзвуки голоса матери, который хоть немного разогнал бы черные тучи ее мучительных размышлений.

В тесной гостиной Дольгута большой рояль — единственная ценная вещь в доме — стоял открытый, словно в ожидании хозяина. Инстинкт прирожденной пианистки потребовал исполнить что-нибудь. Аврора повиновалась — сначала робко, затем со страстью, переходящей в исступление. Удивительно верно она повторяла мелодию, которую в детстве часто слышала от мамы. Каждый такт болью отзывался в сердце инспектора Ульяды, не посмевшего отнять у осиротевшей дочери это последнее утешение. Аврора играла и играла, пока у нее не заболели пальцы, снова и снова взывая к матери. Соседям, слышащим ее, казалось, будто в этой мелодии изливается неприкаянная душа Дольгута, которому не суждено покоиться с миром, раз он нарушил планы Господа призвать его в назначенный день и оскорбил Его грехом самоубийства.

Сама не зная почему, Аврора не стала звонить мужу и рассказывать ему о происшедшем. Любезно попрощавшись с Ульядой, который долго и тщетно настаивал на том, чтобы проводить ее, она направилась прямиком к дому матери.

Сумерки не спеша опускались на Борн. Багровые лучи заката словно застыли на старых фасадах, в то время как ноги сами несли Аврору к дому ее детства. Туристы, как всегда в летнее время, наполняли оживленным шумом улицу Монкада. Уличные музыканты на каждом углу наигрывали кто южноамериканские мотивы, кто Моцарта, кто Вивальди, настраивая народ на ночное гулянье.

Случаю было угодно, чтобы, проходя мимо дворца Дальмасес, Аврора услышала, как из какого-то бара на нижнем этаже раздается та самая мелодия, которую она только что исполняла для матери. Понимая, что таким образом делает крюк, она специально выбрала путь подлиннее, чтобы пройтись в толпе чужих людей с этим новым для себя чувством одиночества. В голове у нее царила мешанина из сомнений и воспоминаний. Она спускалась по Лайетана, не замечая, что на безопасном расстоянии за ней следует Ульяда.

Старая мансарда встретила ее ароматами детства, только на этот раз мама не вышла поздороваться. Вечерние сумерки уже пробирались в помещение.

Откуда начать? Где искать то, что она непременно должна найти? На обеденном столе обнаружилась вырезка из газеты. «Интервью с врачом, рассказывающим об отравлении газом. В статье перечислялось порядка двадцати отдельных случаев со смертельным исходом. Аврора не стала читать ее целиком, но сунула в сумочку, чтобы как следует изучить на досуге. В глубине ее души зашевелилась обида: мать не подумала о ней, когда сделала то, что сделала. Аврора отправилась в спальню, чувствуя себя так, будто оскверняет святыню, и принялась шарить по всем ящикам и ящичкам, заглядывая в каждую сумку, в каждый мешочек. Ничего. Над изголовьем кровати висели четки работы мастеров с острова Мурано, купленные в Ватикане во время свадебного путешествия, которые мать никогда не выпускала из рук. На ночном столике стояла фотография отца, глядящего в объектив с видом киноартиста. «Солита, к тебе стремятся мои мечты, ты озаряешь мою жизнь надеждой. Всегда твой, Жауме». И дата: 24 июля 1949 года — мамин день рождения. Сегодня исполнилось ровно пятьдесят шесть лет с того момента, когда он это написал, подумала Аврора, ставя фотографию на место.

Только сейчас она задумалась о разнице в возрасте между своими родителями. Принялась подсчитывать, получилось — двадцать четыре года.

— Слишком много, — произнесла она вслух.

Внимание ее привлек секретер, который, сколько она себя помнила, всегда был накрепко заперт. Аврора попыталась открыть его, но безуспешно. Найдя связку ключей, она каждый по очереди попробовала вставить в замок, но ни один не подходил. Чувствуя, что здесь кроется что-то важное, она вознамерилась открыть дверцу во что бы то ни стало. В то время как она силилась отомкнуть замок, ломая одну за другой шпильки для волос, ей послышался какой-то шум в квартире. Она выглянула в коридор, но не обнаружила ничего странного. Зато, отвлекшись от своих трудов, наконец заметила, что уже поздно.

Ночь опустилась на город черным покровом. Луны не было видно. Аврора посмотрела на часы: скоро десять, а она все еще не дома. Пора все-таки позвонить мужу и рассказать, что произошло.

В тот же вечер Андреу Дольгут готовился присутствовать на званом ужине. Придя домой, он как раз успел быстро принять душ и настроиться на досужую болтовню и приглушенные взрывы смеха. Образ мертвого отца в льняном пиджаке стоял у него перед глазами, пока он одевался, но процесс выбора галстука помог отвлечься. Андреу остановился на «Версаче» — самом подходящем из тех сорока, что он еще ни разу не надевал. Тита Сарда, его жена, вышла из своей комнаты в воздушных шелках. Глубокое декольте подчеркивало ровный загар подправленной силиконом груди. Благодаря ежедневным упражнениям на тренажерах ее тело не утратило стройности и упругости. И хотя ее красота не нуждалась в дополнительных ухищрениях, безупречный макияж — целый арсенал от Шанель — дополнял ее вечерний туалет.