Читать книгу "Убийство в доме тетушки Леонии - Эстель Монбрен"

Оказавшись вроде как на нелегальном положении, Жизель не решилась, как обычно, достать из дорожной сумки свои записи, чтобы поработать. Однако рано или поздно ей придется перечитать заключение, прежде чем отдать диссертацию научному руководителю, который обязательно будет на заседании Прустовской ассоциации и в очередной раз спросит ее, когда же она закончит. Она закончила. Больше месяца тому назад. Она должна будет сказать правду насчет последних нескольких недель. И насчет Аделины Бертран-Вердон. Холодок пробежал по спине. «Заячья душонка», — услышала она насмешливый шепоток Ивонны. «Заячья душонка», — тысячу раз повторяла та, наблюдая за жалкими попытками Жизель научиться плавать, вопреки хронической водобоязни… Пассажир напротив был поглощен материалами рубрики «В мире». Жизель открыла наугад последнее издание «Обретенного времени» и прочла: «Я грустил, думая, что любовь, которой я так дорожил, в моей книге будет слишком далеко отстоять от конкретной женщины, ибо читатели соотнесут ее с чувствами, когда-то испытанными ими по отношению к другим женщинам».[5]

— Ваши билеты, пожалуйста.

Она не видела и не слышала, как контролер вышел из двери позади нее. И вот он здесь — в форме, нос красный, вид не слишком приветливый. Что делать? Жизель почувствовала, что бледнеет. Она машинально схватила свою сумочку, хотела прикинуться невинной овечкой, солгать. У нее было несколько секунд передышки, пока попутчик доставал из портфеля безукоризненно действительный и безупречно сложенный билет. Он непринужденно протянул его контролеру, который прокомпостировал его, даже не обратив внимания на дату.

— Ваш билет?

— Я… У меня нет билета, — промямлила Жизель под равнодушным взглядом железнодорожного служащего, который уже не раз все это слышал.

— Придется заплатить штраф, — вздохнул он, вынимая из сумки книжечку.

— Но я… Но у меня нет денег. Я опаздывала… Я думала, что смогу заплатить… по прибытии.

Контролер заколебался. Она не была похожа на закоренелого «зайца». Скорее на кролика, угодившего в ловушку.

— Но вы ведь понимаете, что нельзя ехать без билета! У вас нет чековой книжки? В крайнем случае…

Но у нее не было чековой книжки. От смущения она ответила слишком резко:

— У меня украли кошелек… Я не успела…

— Вы сообщили об этом в полицию?

— Нет, я не успела, — повторила она.

Контролер закатил глаза.

— В таком случае я вас высажу на следующей остановке. Версаль. Через девять минут. И вы будете объясняться на вокзале с моим начальством.

— Но это невозможно. Вы не понимаете. Мне необходимо, совершенно необходимо быть там… У меня заседание. Конференция, посвященная Прусту. Для моей работы… — пыталась объяснить она, чувствуя на себе любопытные взгляды остальных пассажиров и уверенная в том, что стала объектом всеобщего осуждения.

— А моя работа — выявлять нарушителей. И вы…

— Позвольте мне… — Попутчик Жизель поднялся, вынул из кармана рыжеватый кожаный бумажник, достал оттуда сто франков. — Я тоже еду на конференцию. Разрешите вам помочь. Потом вернете.

То ли потому, что у нее не было выбора, то ли из-за того, что в его серых глазах ей почудилась искренняя доброжелательность, а может, из-за того, что он смотрел на нее не осуждающим и не покровительственным, а просто внимательным взглядом, она согласилась, ограничившись коротким «спасибо». Поворчав на нарушающих правила пассажирок, контролер наконец выписал билет, дополнив его положенным штрафом и уроком гражданского долга, и продолжил свой путь в поисках новых жертв.

Вопреки обыкновению Жизель пристально рассматривала своего спасителя. Он ей кого-то напоминал. Журналист? Актер? Где-то она уже видела это лицо. По телевизору. Политик. Он был слегка похож на нового вице-президента Соединенных Штатов: какая-то сухость, невероятно серьезный вид. Она сама была удивлена тем, что протянула ему руку и с полуулыбкой произнесла:

— Меня зовут Жизель Дамбер, я изучаю рукописи Пруста.

— Жан-Пьер Фушру, — представился он. — А я дошел только до середины «Свана».

Она взглянула на открытую книгу на сиденье, прикинула объем прочитанного и догадалась:

— Вечер у маркизы де Сент-Эверт. Первая редакция…

Она внезапно замолчала, испугавшись, как бы он не принял ее за «синий чулок».

— Вы преподаете? — мягко спросил он.

— Да… нет, в общем, я раньше… Сейчас я пишу диссертацию. Это не слишком интересно.

Интуитивно он понял, что она не хочет разговаривать. Он и не настаивал. За годы работы он научился разбираться, когда люди хотят поговорить. Он слегка улыбнулся ей и снова взялся за книгу, беглым взглядом проверив свое первое впечатление. Темные глаза, устремленные прямо перед собой, голова, откинутая на спинку скамьи, гравюра на стене делали ее похожей на «Отдых» Мане.[6]Не догадываясь о том, какие ассоциации вызывает, Жизель была благодарна за предоставленную ей возможность молчать.

Возможно, она возобновит разговор через некоторое время. Она чувствовала себя изнуренной испытаниями предыдущей ночи и теми, которые ее только ожидали. За окном, словно кадры немого кино, проплывали коричнево-серо-черные — зимние — пейзажи окрестностей Парижа. Любопытно все же, что он спросил, не преподает ли она. Она действительно преподавала раньше, правда, очень недолго. В каком-то смысле все было предопределено. Еще в детстве она усаживала кукол в ряд и играла в «школу», в то время как Ивонна наряжалась феей, принцессой, дамой. Потом она была первой в лицее в Туре, что вполне естественно привело ее на подготовительное отделение института в Севре, к блестяще сданным экзаменам и в конечном итоге к работе над диссертацией. Во что бы то ни стало ей надо было доказать родителям, что она настолько же умна, насколько Ивонна красива. Школа казалась ей единственным местом, где она могла быть на высоте. Только когда-нибудь придется сменить школьную парту на преподавательскую кафедру, и все сложится само собой, думалось ей. Пока она не нашла более надежное убежище — отдел рукописей в Национальной библиотеке. Там-то все и началось. И закончилось.

— Мне кажется, Сван умрет, — сказал внезапно Жан-Пьер Фушру.

— Но не ради женщины, которая была даже не в его вкусе, и вообще не сразу. Он проживет еще сотни страниц, — заверила его Жизель. А вот сама она едва не умерла из-за мужчины, который был вполне в ее вкусе!

Он вернулся к чтению, трогательный в своем усердии. Он умел читать. Держал книгу на нужном расстоянии и не торопился. Изящно и без малейшего шума переворачивал страницы через равные промежутки времени. А сколько людей не умеют правильно обращаться с книгой!