Читать книгу "Заговор, которого не было... - Георгий Миронов"

В книге приводится много фактов. Отчасти уже знако­мые вам по публикациям прошлых лет и здесь собранные вместе, они дают необходимое для восприятия давних со­бытий ощущение исторического фона. Другие факты, ма­лоизвестные для большинства читателей, даются по мате­риалам, предоставленным сотрудниками Генеральной прокуратуры и ФСБ.

И все-таки чтение этой документальной повести, при всей трагичности описываемых в ней событий, оставляет простор для оптимизма: коли мы набрались мужества рас­сказать соотечественникам обо всех преступлениях тота­литарного режима, значит, нам наверняка удастся не допу­стить его повторения...

УТВЕРЖДАЮ Помощник Генерального

прокурора Российской Федерации старший советник юстиции Г. Ф. Весновская 27 апреля 1992 г.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

в отношении Таганцева В. Н.

по материалам уголовного дела № 214224

Фамилия, имя, отчество Таганцев Владимир Николаевич

Год рождения 1890

Место рождения г. Петроград

Место жительства до ареста г. Петроград, пер. Литей­ный, 46, кв. 20

Место работы и должность до ареста профессор-гео­граф, секретарь Сапропелевого комитета Академии наук

Дата ареста, каким органом осужден (репрессирован), за что и по каким статьям УК, предъявленное обвинение (инкриминированные действия), последующие измене­ния состоявшегося решения по делу и мера наказания.

Арестован 1 июня 1921 г. Петроградской губЧК. По по­становлению президиума ПетрогубЧК от 24 августа 1921 г. расстрелян. Согласно указанному постановлению являлся руководителем Петроградской контрреволюционной бое­вой организации, ставившей своей целью свержение со­ветской власти путем вооруженного восстания, примене­ния тактики политического и экономического террора.

Обвинение Таганцева основано на собственных некон­кретных и противоречивых показаниях арестованного, первоначально показавшего лишь о своей спекулятивной деятельности, а затем заявившего, что саму организацию мыслил исключительно теоретически. Других доказа­тельств виновности в деле не имеется.

Следствием по делу Таганцева руководил бывший осо­боуполномоченный ВЧК Агранов, который в 1938 г. Воен­ной Коллегией Верховного Суда СССР осужден к ВМН за фальсификацию находившихся в его производстве след­ственных дел и другие нарушения законности.

Уголовное дело на Таганцева В.Н. не пересматривалось. На Таганцева Владимира Николаевича распространя­ется действие ст. 3, ст. 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года. Данные о реабилитированном и его родственниках Кому, когда и по какому адресу направлена справка о реабилитации.

Прокурор Управления

Прокуратуры Российской Федерации

старший советник юстиции Ю. И. Седов

I. Предыстория: «Черкнуть мне хочется на вашем приговоре...»

Дело это, по которому в 1921 г. привлекалось к уголов­ной ответственности 833 человека, занимает 382 тома. Чи­тать их интересно и жутко. Интересно, потому что это ис­тория нашего многострадального Отечества, потому что привлеченные по делу представляли практически все со­словия, классы, многие национальности, профессии Рос­сии тех лет, и уже потому «дело» отражало «революцион­ную ситуацию», эпоху.

Не менее важно и то, что «Заговор Таганцева», которо­го не было, и «дело» никогда не существовавшей «Петро­градской организации» отражали еще и наиболее типич­ные методы следствия, показывали, как «защищалась революция» от своего же народа. Словом, самое обычное, типичное и нетипичное дело той суровой поры, когда жи­ла Россия под дамокловым мечом произвола Чрезвычай­ной комиссии. Как писал один из чекистских поэтов в сво­ем признании, опубликованном в сборнике «Улыбка Чека»:

Черкнуть мне хочется на вашем приговоре Одно бестрепетное «К стенке! Расстрелять!!».

«Дело Таганцева»... В свое время, рассматривая матери­алы уголовного дела № Н-1381 в связи с предстоящей реа­билитацией Н. Гумилева (30.09.91 судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР» Н.С. Гумилев был реабилитирован), я поражался чудовищной жестокос­ти и бессмысленности этой провокации, задумывался над тем, нельзя ли, не откладывая, очистить от скверны не только имя великого поэта, но и имена сотен других людей, проходивших по делу о «Заговоре Таганцева».

Работая несколько лет назад над серией очерков о рус­ских поэтах-эмигрантах, в частности, об Ирине Одоевцевой, читая ее мемуары о Петрограде 1921 г., еще парижско­го издания, я удивлялся явной немотивированности ареста и, тем более, убийства Николая Степановича Гумилева. «Если и все остальные участники «Заговора Таганцева» такие же уголовники, — приходила в голову мысль, — то гигантское дело с сотнями арестованных и невинно убиен­ных приобретало фантасмагорические очертания. В пуб­личных лекциях той полудемократической, но еще вполне цензурной поры я, мотивируя поступок поэта, приводил такой пример: Н. С. Гумилев (об этом вспоминает Ирина Одоевцева) в своей пустой, холодной и голодной квартире приручил мышку и подкармливал ее скудными крохами еды, которую иногда удавалось доставать в Петрограде 1920 года. На вопрос молодой поэтессы: «О чем же вы с ней вечерами беседуете?» — Гумилев ответил: «Ну, этого я вам сказать не могу, это было бы неблагородно». Дворянин, офицер не мог «выдать» даже мышку. Мог ли он выдать то­варища по окопам Первой мировой, или, как ее тогда на­зывали — «германской», войны! Арестован он был 03.08.21 по показаниям о том, что подполковник царской армии Вячеслав Григорьевич Шведов, хороший знакомый про­фессора В. Н. Таганцева, дал Гумилеву для изготовления прокламаций 200000 руб.

Ирина Одоевцева и в своих мемуарах, позднее издан­ных у нас в России, и в интервью журналистам после воз­вращения на родину утверждала, что даже видела эти день­ги у Гумилева в ящике его стола (каков конспиратор-подполыцик!). Очень хотелось тогда узнать о том, что не было никаких денег, что ни в чем не виноват поэт Николай Гу­милев перед советской властью... Разве мало было приме­ров того, как арестовывали и казнили невинных людей. Но нет... Материалы дела, с которыми довелось познакомить­ся лишь в 1992 г. в процессе подготовки этих материалов к реабилитации всех привлеченных по делу и невинно реп­рессированных людей, свидетельствуют: Николай Степа­нович от советской власти в восторге не был (и тут многим из нас еще придется преодолеть стереотип прошлых лет, когда любое выступление против советской власти воспри­нималось как преступление и любой «контрреволюцио­нер» — как негодяй и подлец). Однако, как были вынужде­ны признать и петроградские чекисты, никакой активной контрреволюционной деятельности поэт не проводил. Что, впрочем, и неудивительно, ибо было у него другое предназначение — писать стихи. Отказать же товарищу, просившему, по одной версии, просто взять деньги на со­хранение, по другой — якобы на печатание прокламаций, он не мог. Не мог и донести на него. Донос, по крайней мере в России в те годы, среди порядочных, честных лю­дей, особенно дворян и офицеров (сословный кодекс чес­ти), считался большим позором. Но именно за «недоноси­тельство» и был осужден и расстрелян большой русский поэт, хотя такая статья и появилась значительно позже в советском Уголовном кодексе. Что же было на самом деле? Это с полной достоверностью уже, наверное, не удастся ус­тановить. Но вот, что было «в деле», установить легко. «Доп­рошенный на предварительном следствии Гумилев Н. С. признал получение 200 ООО рублей, однако показал, что ничего совершенно не делал для организации, в ней не участвовал и никого в нее не вербовал» — что наверняка соответствует действительности, ибо, как мы уже подчер­кивали, организации-то, собственно, и не было, как не было «Заговора Таганцева», к которому «пристегнули» поэта.