Читать книгу "Вокзал - Олег Андреев"

– Нет, еще не старость, – с решимостью подставил он спину струям холодной воды.

Конечно, он еще не старый. Окружающие давали Виктору Андреевичу не больше пятидесяти, хотя на самом деле через год ему должно было исполниться шестьдесят. А молодые женщины вообще никогда не обращали внимания на его возраст. Ларин принадлежал к тому типу мужчин, которые одинаково притягательны как для зрелых, уже давно сформировавшихся женщин, так и для совсем юных особ.

Для разнообразия и перемены ощущений он любил время от времени менять в своей жизни зрелых подруг на более юных и потом наоборот. С опытной женщиной ему нравилось играть на равных, иногда позволяя такой женщине вести его за собой – даже в постели, где он получал удовольствие от активности и некоторой агрессивности зрелой представительницы слабого пола. Однако в не меньшей степени его увлекали и романы с совсем молоденькими девушками, которые были застенчивы и несколько растерянны в постели. Таких нравилось вести за собой в любовной игре, учить, даже развращать, пробуждая их чувственность. Нравилось, когда они пытались играть в опытность и зрелость, когда с почти школьным, ученическим усердием ловили каждое его движение, вздох, стон, пытаясь доставить ему удовольствие. Какая гордость и польщенное самолюбие были в глазах этих молоденьких девушек, когда он «отыгрывал» перед ними уже давно отрепетированную с прежними любовницами сцену, которую можно было выразить в одной фразе:

«Никогда и ни с одной женщиной мне не было так хорошо, как с тобой!» А после этого уже любая из них готова была лезть из кожи вон, лишь бы еще и еще раз почувствовать себя той, с которой мужчине так хорошо, как «никогда и ни с одной». Самое интересное, что, даже повторяя эту отрепетированную фразу, он был абсолютно искренен. Он в самом деле каждый раз влюблялся. Все-таки он был немного романтиком.

Единственное, чего всячески избегал Виктор Андреевич в своей личной жизни, так это романов, когда он испытывал к женщине больше чувств, чем она к нему. Он еще с ранней молодости предпочитал, чтобы женщина любила его хотя бы чуть сильнее, чем он ее. Может быть, это осталось еще от первой юношеской неразделенной любви, когда он, восьмиклассник, настолько влюбился в десятиклассницу Галю, что готов был ради нее прыгать с крыши, бросить школу и даже уйти из дома. Девочка каждый раз выдумывала для него все новые и новые «подвиги», которые он в доказательство своей любви должен был совершать для нее. Но когда ее запас фантазии иссяк, она попросту стала над ним издеваться.

«Если любишь, встань передо мной на колени!» «Если на все готов ради меня, брось в мою бывшую подругу комок грязи – да прямо на новогоднем празднике, когда все вокруг это видят».

За каждое такое «доказательство любви» девочка одаривала его длительным поцелуем в губы с проникающим в рот остреньким языком, от которого кружилась голова и довольно просторные штаны в области паха тут же делались узкими. Но дальше этого поцелуя и неловких касаний груди их отношения не продвигались. Все изменилось в один страшный вечер, который он многие годы спустя так и не смог забыть.

Мама Виктора работала в их школе учителем русского языка и литературы. И как-то на уроке литературы поставила Гале двойку в четверти, да еще и при всем классе отругала ее. Вечером Виктор застал свою любимую в слезах. Галя между все удлиняющимися поцелуями, на которые в этот вечер была щедра более обычного (вероятно, от горя), уверяла Виктора, что его мать сделала все специально, потому что ненавидит его любимую Галю и не хочет, чтобы Галя любила ее сына.

«Мать-разлучница, мать-помеха», – болезненно пульсировало в голове разомлевшего от ласк подростка.

Он больше не понимал слов девушки, а только чувствовал унижение, которое его ненаглядная Галя испытала благодаря его матери. Он негодовал на свою всегда нежно любимую мать. Его негодование еще более усиливалось, когда Галя недвусмысленно дала понять, что защити он ее сейчас от своей матери, и они могут стать самыми счастливыми… Он не понимал, что стоит за словом «защити», однако чувствовал, что за словами «можем стать самыми счастливыми» скрывалось то, что происходит после длительных поцелуев и куда его Галя еще не пускала, но теперь готова была пустить…

Он бежал к матери как полоумный, думая только о том, запретном, что могло в ближайшие часы произойти между ним и Галей. Он плохо соображал, что говорил матери. Он только видел, что мать не хочет исправлять оценку его Гале. Мать мешает его счастью с любимой. И тогда он замахнулся на мать с криком «Сука!».

Она не пошевелилась и даже не попыталась защититься – только сильно побледнела.

– Хорошо, я исправлю Гале оценку. Надеюсь, «тройка» вашему счастью не помешает?

Он тут же выбежал из дома с застывшей полусумасшедшей улыбкой на губах.

Ничего больше не мешало тому, чтобы стать сейчас счастливым. Он даже не оглянулся на мать.

Он бежал навстречу своему счастью. Но, ворвавшись во двор Гали, вдруг в ужасе увидел ее в беседке – полураздетую – в объятиях чужих мужских рук.

Удивительно: первое, что он почувствовал в тот момент, – это была невыносимая жалость к своей матери. Никогда после этого в течение многих лет он не чувствовал себя таким подонком, как тогда. И хотя мать в тот же вечер простила его и больше об этом не вспоминала, Виктор часто в самые скверные моменты своей жизни возвращался именно в этот страшный вечер. И мысленно снова и снова просил прощение у своей матери. Вот и сегодня он вспомнил об этом…

Мамочка, прости…

Начальником вокзала была не Нина Андреевна Собинова, а Виктор Андреевич Ларин.

Глава 5ХОМЕНКО

«Бригадир носильщиков, зайдите, пожалуйста, в диспетчерскую. И поторопись, Рамиль, тебя давно ждут».

Где-то на перроне произошло движение, черный здоровый мужик в форме носильщика матернулся, оставил свою тележку коллегам и двинулся в диспетчерскую. Коллеги что-то сказали ему по-татарски, он махнул рукой, дескать, ну вас, сам разберусь. И он действительно хотел разобраться. Но пока было не время, пока еще рано. Завтра…

… Роман Хоменко пожалел, что не надел камуфляж и армейские ботинки.

Сразу, как только спрыгнул в конце перрона и через десяток-другой метров асфальт кончился. Дураки и дороги, в который раз вспомнил он национальную беду России. К бедам Родины, правда, причислял еще и казнокрадов, но когда их было в недостатке и в каком государстве? Наши наглее – это да. Этого не отнимешь. От широты характера, что ли, а может, от всеобщей дремучести и привычки к погонялову.

Так или иначе, но под ногами чавкало. Собственно, он сегодня в отгуле. Но тоже пришел на вокзал. Потому что – Оксана. Вот незадача. Взял два билета.

Думал, она сменится – пригласить. Разговор, в который раз решил он для себя, должен в конце концов состояться. Без недомолвок. Ребром.

Хоменко, как трусливый мальчишка, и хотел и боялся «ребра». Странно, но так бывает, принципиальный, не раз с честью выходивший из безвыходных ситуаций человек вдруг становится податливым, как воск, сговорчивым и робким. О том, что Хоменко когда-то был несгибаем, принципиален и честен, говорит его нынешняя работа.