Читать книгу "Последняя кантата - Филипп Делелис"

Сев за пианино, Летисия начала играть Итальянский концерт Баха, играть немного в более быстром темпе, чем указано в партитуре. Не прерывая игры, она обвела взглядом свое жилище. Американская кухня была в образцовом порядке; в гостиной с глубокими белыми кожаными диванами и длинным низким японским столом царил художественный беспорядок, как раз в меру; книги начинали переполнять сделанные на заказ шкафы, но ведь такова судьба всех настоящих библиотек. «Ночную зону» скрывали две китайские ширмы. И лишь один «рабочий» угол оставлял желать лучшего — около пианино стояли чертежный кульман, на котором лежал большой лист нотной бумаги, и широкий письменный стол в стиле Людовика XVI с партитурами, книгами о композиторах и музыковедческими трудами.

На середине Итальянского концерта она прервала игру нестройным аккордом и направилась к письменному столу. Там она разобрала на стопки книги, положив некоторые вопреки логике вместе: «Искусство шумов»[11]Луиджи Руссоло оказалось рядом с крайне ортодоксальным «Курсом гармонии» Франсуа Базена. В порыве вдохновения она вдруг кинулась к нотной бумаге, чтобы записать несколько тактов на нотном стане.

У входной двери прозвенел колокольчик, но Летисия не двинулась с места. Лишь после третьего звонка решила, что пора открыть: она закончила записывать тему.

— Добрый вечер, Паскаль, как дела?

— Добрый вечер, Летисия. А я уже думал, что вас нет дома. Звонил несколько раз.

— Несколько раз? Извините меня, я не слышала. Я записывала партию гобоя.

— Главное, что вы не забыли про наш вечер.

— Конечно, нет. Но не стойте же у порога, проходите.

Паскаль де Лиссак вошел в квартиру, и ему стоило усилий скрыть свое любопытство. Заместитель директора одного из подразделений Министерства культуры, он встречался с творческими личностями исключительно в своем кабинете, так как оберегал себя от постоянных обвинений в пристрастности при выделении многочисленных субсидий, которыми распоряжался.

С Летисией было несколько иначе. Он познакомился с ней на одном обеде у их общих друзей и сразу же поддался ее обаянию, хотя и спрашивал себя, разумно ли это увлечение, принимая во внимание два затруднительных обстоятельства: а) она творческая личность, б) она на десять лет моложе его.

Летисия тоже не осталась безразличной к молодому мужчине. Довольно высокий, стройный, с лицом, которое то и дело озаряла улыбка, в небольших очках в золотой оправе, он выказал незаурядную образованность и блестящее чувство юмора.

— Итак, Паскаль, куда вы поведете меня сегодня вечером? На что-нибудь, что пользуется бешеным успехом?

— Да. В театр Нантер Амандье. Они возобновили «Шесть персонажей в поисках автора».

— Пиранделло я знаю наизусть. А больше ничего вы не можете предложить?

— Совершенно новый спектакль: актеры — любители.

— Надеюсь, не вы их субсидировали?

— Нет, им удалось добиться помощи от Министерства труда.

— Любопытно! Таким же образом вы смогли бы отделаться от доброй доли просителей: спектакль «В ожидании Годо»[12]мог бы послужить аллегорией экономической темы и получить субсидию, естественно, от Министерства финансов…

— О, мысль заслуживает рассмотрения, но я не хочу совсем лишаться своего денежного фонда. Назойливые просители оправдывают мою заработную плату. Практически мы все зависим от Министерства культуры. Но давайте лучше поговорим о вас: чему предназначена партия гобоя, которую вы сейчас упомянули?

— Она входит в мое первое произведение. Оно для семи инструментов, которому я дам номер: сочинение номер один.

— И как вы его назовете?

— Очень просто: «Септет, сочинение номер один». Главное — в названии ничего романтического…

— Ах, как жаль! — вздохнул Паскаль с притворным огорчением. — Не «Фантастическая симфония», как у Берлиоза. Не «Ночь на Лысой горе», как у Мусоргского! С современными композиторами мы утратили страстные романтические названия…

— О нет! — возразила Летисия. — В легком жанре некоторые еще увлекаются этим. Но они, пожалуй, прибегают к несколько эзотерической поэзии, китайской, не знаю уж какой еще… На их фоне Малларме[13]заставляет вспомнить Малерба,[14]а Рене Шар[15]— Мольера…

— Скажите, Летисия, стоит ли давать номер сочинения вашему септету, ведь вы еще только сдаете выпускной экзамен в консерватории… на будущей неделе. Разумно ли это?

— И да, и нет. Во-первых, я уже получила первую премию за гармонию, вторую премию за фортепьяно, а диплом историка музыки — еще в прошлом году. К тому же на будущей неделе меня ожидают последние экзамены — по фуге и полифонии. Я сдам их раньше, чем закончу свою композицию, если это может вас успокоить…

— А письменную работу по композиции вы не представляете?

— Нет, я хочу доказать себе, что способна написать хорошую фугу, как в восемнадцатом веке, но понятия не имею, по каким академическим критериям можно было бы судить произведение по-настоящему оригинальное. Я не посещала и никогда не буду посещать класс композиции. Разве Баху и Моцарту когда-нибудь вручались первые премии по композиции? Абсурд!

— Согласен с вами. А вас не огорчила в прошлом году всего лишь вторая премия по фортепьяно?

— Я никогда не стремилась стать пианисткой, и первая премия, следовательно, не главное для меня. Впрочем, я ожидала этого: когда вы садитесь за инструмент, в девяноста девяти случаях из ста вы прекрасно понимаете, что не превзойдете определенного уровня, как бы ни старались улучшить свою технику. Это вызывает некоторое чувство неудовлетворенности, вы видите вершину, но знаете, что никогда не достигнете ее. А один из ста остающийся процент — я еще преувеличиваю — предназначен виртуозам.

— Намного более досадным мне кажется то, что все в вашем окружении, напротив, считают вас непревзойденной и не понимают поражения или даже просто успеха меньшего, чем они ожидали.

— В музыке есть композиторы и есть исполнители. Великие композиторы, как правило, не блестящие исполнители даже своих собственных произведений. Хотя, конечно, есть и исключения.

— Лист?