Читать книгу "Венок для мертвой Офелии - Марина Серова"

Солнце за окном уже высоко поднялось, розоватые облака лениво плыли куда-то в сторону Тарасова, уставшая от утренней «задушевной» беседы Оля звякнула ведром, и по звуку журчащей воды я поняла, что она занялась своим любимым делом: поливает драгоценные розы, которые у нее росли себе спокойно, не реагируя на всяких обывателей и их сквернословие, и в самом деле были на зависть большими, яркими и красивыми. роз вокруг дома у нее было море, как она с ними управлялась – я не знаю, но каким-то образом она ухитрилась создать настоящий цветник, при этом очень мало заботилась о хлебе насущном – ни коровы, ни коз у нее не было, только несколько кур, которые лениво прогуливались обычно по двору и, как мне казалось, яиц не несли. Жили просто так, как обычно в городской квартире живут кошки. Впрочем, кошки тут тоже были, и еще был огромный сенбернар Гоша, который большую часть времени возлежал на крылечке, лениво дремал и оживлялся, только когда появлялась еда в миске. Иногда к его миске приходили кошки и куры, и все каким-то загадочным образом уживались мирно и вместе гуляли среди Ольгиных роз. Гоша на то, что вокруг его миски собрались в несметном количестве незваные гости, реагировал спокойно и миролюбиво, даже вилял хвостом, наблюдая, как вся эта разноцветная стая ест его еду. Ни разу он не возмутился и не сожрал хотя бы одну курицу, да и кошки отчего-то к курицам относились снисходительно, без особого интереса, принимая их существование как трагическую неизбежность. Ольга с питомцами своими разговаривала, как с людьми, помнила их по именам, была с каждой тварью вежлива, и иногда мне представлялось, что ночами Ольга строит ковчег на случай конца света, поскольку всю эту свою живность она наверняка забрала бы с собой, настолько она их любила. В данный момент она вела задушевную беседу с курицей Ефросиньей, которая, похоже, пыталась ощипать листья на желтой розе.

– Ну, вот зачем ты это делала, Фросенька, зачем? – ласково увещевала ее Ольга. – Ты что, глупая у меня, не понимаешь, что листочки у розы – это ее жизнь? Да и посмотри, какие они красивые… Ну? Ты посмотри, посмотри!

Я уже представила себе Ефросинью, задумчиво и пристыженно рассматривающую испорченные листики розы, но, решив, что лучше увидеть все наяву, пошла к двери. Да и пора уже было наконец появиться перед глазами моей любимой хозяюшки Ольги.

Ольгу я знала давно, еще со времен моей беспечной юности. Она училась в универе, изучала английский. Познакомились мы с ней при весьма трагических обстоятельствах – я была девицей ветреной и нечаянно увела у нее тогдашнего бойфренда, к которому Ольга относилась очень серьезно. Тогда она еще не познакомилась с «милым Костиком» и считала, что прекрасный принц с гордым именем Славик Мартиров – ее судьба. Славик был чрезвычайно хорош собой: от матери-армянки он унаследовал густые черные ресницы, от русского отца – голубые нежные глаза, и он умел смотреть так, что казалось, что он не ресницами хлопает, а тебя взглядом ласкает. Правда, потом-то я поняла, что он именно глупо, как кукла Барби при встряске, хлопает своими ресницами. И что он настолько же глуп, насколько и хорош собой. Но если уж я была наивной дурой в те времена и на целый вечер попала под обаяние этого Славика, которого, впрочем, быстро раскусила и постаралась о нем забыть, то чего можно было ожидать от Ольги? Она позвонила мне, вся в слезах, потребовала встречи. Я долго не могла врубиться, о ком она говорит и даже плачет, требуя, чтобы я оставила «его» в покое и не пудрила ему мозги, убеждая меня, что «он» любит только ее, а я – просто увлечение, не больше. Я ее успокаивала, удивлялась, что она, хоть и старше меня, умудряется сохранять такой пленительный наив, пыталась попутно вспомнить, кто такой этот Славик, твердо пообещала ей не разрушать основ ее мироздания в его лице, и хотя тогда она показалась мне довольно-таки неприятной и жалкой особой, но почему-то она меня тронула. Что-то в ней было от тургеневских барышень, и, когда она сказала мне к тому же, что очень любит Диккенса, я все поняла. Я сама любила Диккенса, и Ольга показалась мне одной из его героинь. Тогда я окончательно поверила в ее чувства и попала под ее обаяние. К концу нашей беседы мы обе забыли, кто такой Славик (то есть я и не вспомнила, а она – забыла), допили остатки «Токайского», сходили еще и за «Мартини», и вечер наш приятный затянулся до утра, а к утру мы были уже лучшими подругами. Я пыталась ее «развратить», для ее же блага, поскольку мне казалось, что ее излишняя романтичность и впечатлительность до добра не доведут. Таскала ее по своим тусовкам, знакомила с приятелями, которые были куда лучше ее избранников, в общем, прилагала массу усилий, чтобы спасти эту «диккенсовскую крошку» от грядущей грубой реальности жизни, которая запросто могла сломить столь нежное существо. Но мне это не удалось. Видимо, воспитание ее мамы – профессора литературы эпохи романтизма – сделало свое дело, и Ольга не поддавалась. Особенно роковую роль это сыграло, когда на ее пути встретился «милый Костик» – долговязый хмурый блондин с серыми глазами. Оля, наша городская девочка, влюбившись в этого типа, вознамерилась уехать с ним на историческую родину «принца» – в Лопатниково. Переубеждать ее было делом тщетным, хотя я и пыталась. Они уехали, произвели на свет дочь Варвару, после чего «милый Костик» не выдержал тягот жизни на родине и свалил в дальние и теплые страны, внезапно вспомнив, что по отцу он относится к «богоизбранному народу», не наполовину, а на какую-то четверть четверти, но это неважно. Главное, что он принял иудаизм и, кажется, даже стал изучать Каббалу. А глупенькая наша Оля осталась в россии. На этой его исторической родине. Более того, она очень полюбила его тетку Екатерину и полюбила Лопатниково. Иногда она заявлялась в Тарасов, и мы с ее маменькой только вздыхали, поскольку наша «романтическая хрупкая принцесса» под действием свежего воздуха и жизненных обстоятельств располнела, стала походить больше на пейзанку и только в душе осталась той пленительной и наивной девочкой с широко распахнутыми глазами. Мне ее часто не хватало, поэтому, когда она позвала меня погостить на недельку, я с радостью согласилась, тем более что в Тарасове меня последнее время все раздражало и я бешено устала от работы. Я чувствовала: если моему организму не дать отдыха, он мне устроит какую-нибудь страшную месть. Да и излишне эмоциональный настрой развенчанного мною чужого богатого мужа с дурными манерами мне совсем не нравился. Он как-то заявился ко мне с двумя неприятными амбалами – хорошо, что, наученная уже моим богатым жизненным опытом, я всегда кладу рядом мою «беретту». Зрелище они пытались организовать устрашающее, во всяком случае, когда в три часа ночи в мою дверь позвонили и я посмотрела в глазок, мне стало как-то неприятно. Я вообще не люблю, когда ночью под моей дверью образуются вот такие личности, уж лучше увидеть парочку привидений или даже вампиров. Об оборотнях я и не говорю – они вообще славные. Так вот, сжав мой маленький револьвер, я приоткрыла дверь и, радостно улыбаясь, посмотрела в эти «лики смерти». Лики они пытались отобразить страшные, исполненные трагического для меня смысла. Однако моя невинная улыбка произвела на них впечатление разорвавшейся бомбы – они были слегка растеряны, смотрели на меня удивленно и что-то пробубнили про то, что я разрушила их счастье. А так как пробубнили они втроем, я поняла так, что счастье хозяина было их счастьем. Или они тоже делили его с хозяином. В общем, я попросила их убраться с моей территории, поскольку я не люблю, когда ночью ко мне приходят не по делу. Для убедительности наставила на них свой револьвер. И предупредила, что уже вызвала полицию. Они были вынуждены ретироваться. Но – разгневанный чужой муж постарался сделать мою жизнь нервной и напряженной, постоянно устраивая мне какие-то пакости, а мне это, честно говоря, не нравилось. Это мешало мне работать. Более того – я поняла, что Мельников прав. Мне просто нужен тупой и банальный отдых. Потому что, если я буду подскакивать по ночам от шорохов и при входе в подъезд нервно оглядываться, мне придется с моей частной детективной практикой завязать. К тому же внезапное письмо от Ольги, с предложением приехать и описанием своих безрадостных будней и того, что она по мне сильно скучает, показалось мне «письмом судьбы». Я нуждалась в отдыхе. раз. Я соскучилась по Ольге. Два. И, самое главное, в этом Ольгином Лопатникове ни разу ничего не случилось. Я ни разу не видела, чтобы этот поселок засветился хоть раз в криминальной сводке. Нет. Это был очень спокойный поселок. Я бы сказала, это был самый спокойный поселок в Тарасовской губернии. Поэтому я собралась очень быстро, и уже на следующий день после получения Ольгиного письма моя машинка мчалась в направлении Лопатникова.