Читать книгу "Ожерелье казненной королевы - Наталья Александрова"

После чая снова нахлынула тоска, но если вы думаете, что я легла на диван, захлебываясь от рыданий, то вы глубоко ошибаетесь. Мы с моей матерью похожи только в одном – мы никогда не плачем. Ни от боли, ни от обиды, ни от тоски. И в детстве я тоже не плакала. Наверно, у нас просто нет слезных желез.

И вот я проснулась сегодня утром в чужой комнате, без работы, без денег, без необходимых вещей и без надежды это все получить в ближайшем будущем и лежу, перебирая в памяти эпитеты, которыми можно наградить такую дуру, как я.

Сквозь неплотно задернутую занавеску мне виден далекий край неба. Судя по всему, солнца сегодня не будет, небо серое и унылое. Может, вам интересно, отчего я валяюсь на диване, вместо того чтобы срочно искать работу? Отвечу.

Институт в свое время я закончила, но образование не имеет к моей профессии никакого отношения. Работала я на телевидении ассистентом режиссера в шоу «Выбери меня!». Это когда мужчины и женщины выбирают себе пару из шести претендентов, а психолог и дама из брачного агентства рассказывают телезрителям, правильный ли они сделали выбор. На самом деле шоу, конечно, постановочное, вот за это я и отвечала. Работенка та еще: если какие-то накладки, то все шишки валятся на меня, если же передача прошла гладко, то про меня и не вспомнят. Платили, однако, неплохо, и с режиссером у меня были отношения нормальные.

До тех пор, пока я не сообщила, что увольняюсь и уезжаю в Штаты. Разумеется, я никого не посвящала в свои планы до самого конца и уволилась, когда была уже продана квартира и куплены билеты на самолет. И конечно, режиссер дико разозлился, потому что в процессе работы брать в шоу нового человека очень неудобно. Он орал, что я должна была предупредить его заранее или вообще не увольняться до окончания шоу. Я не удержалась и высказалась в том смысле – что, может, шоу еще десять лет будет идти, что ж мне, так и ждать у моря погоды?

Как выяснилось, это я сказала зря, потому что секретарша начальника Вика сообщила мне в тот же день приватно, что шоу наше висит на волоске и вряд ли протянет до лета. Режиссер и так нервничает, а тут еще я уволилась. Тогда я только пожала плечами и спокойно выслушала его прощальные слова о том, что на нашем канале мне больше не работать, уж он за этим проследит. Не то что ассистентом режиссера в приличное шоу, девчонкой на побегушках не возьмут, кофе гостям подавать не доверят, буду проситься полы мести на телестудии – и то не примут! Да ради бога, хмыкнула я и закрыла за собой двери канала.

Так что сейчас туда нечего и соваться, все только позлорадствуют. Нужно позвонить на другие каналы, поискать по дальним знакомым. Но сейчас не хотелось вылезать из-под одеяла, потому что в комнате было прохладно.

Я лениво вспоминала, куда могла подеваться записная книжка с телефонами, и в это время раздался звонок.

Этот звонок так неожиданно вторгся в мои невеселые мысли, что в первый момент я растерялась и не поняла, что происходит. Я запахнула халат и выползла в коридор. В коридоре не было ни души, а холод стоял как на Северном полюсе. Изо рта вырывалось белесое облачко дыхания.

В дверь продолжали звонить, а потом начали стучать.

Я добрела до двери и тусклым несчастным голосом спросила:

– Кто здесь?

– Откройте! – отозвался из-за двери начальственный женский голос. – Откройте немедленно!

– Да кто это? – повторила я.

– Техник из жилконторы!

Я человек от природы законопослушный. Перед людьми, облеченными полномочиями, теряюсь и беспрекословно выполняю все их требования. Вот и сейчас я послушно скинула крюк, дернула заржавленную задвижку и открыла замок.

Дверь распахнулась, и в квартиру вдвинулась высокая женщина лет сорока в длинном пальто с внушительным песцовым воротником. У этой женщины все было как-то слишком: слишком пухлые губы, накрашенные слишком яркой помадой, слишком густые темные волосы, слишком темные брови, слишком пышный воротник, слишком крупный бюст, назойливо выпиравший даже сквозь пальто. Следом за ней шел небольшой невзрачный мужчина в надвинутой на глаза кепке, совершенно терявшийся в тени своей роскошной спутницы. В руке у него был чемоданчик, в каком сантехники и электрики носят свои инструменты.

Едва проникнув в квартиру, роскошная особа уставилась на меня обличающим взглядом и воскликнула:

– Почему не освобождаем помещение?

– Что? – растерянно переспросила я. – Чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы незамедлительно покинули объект! Вообще, кто вы такая и на каком основании здесь находитесь?

– Я тут живу, – ответила я мрачно, и меня внезапно захлестнула злость. Надо же, даже это жуткое жилище у меня хотят отобрать! А мне куда же – на улицу?

Я здесь живу и никуда отсюда не тронусь! – отрезала я как можно тверже, вспомнив, что сосед советовал держаться стойко. Стоять насмерть, за нами Москва, они не пройдут и так далее…

Однако моя твердая позиция не произвела на женщину никакого впечатления. Она двинулась вперед, тесня меня к двери моей комнаты, и при этом продолжала вещать:

– Еще как тронетесь! Вы должны немедленно освободить эту жилплощадь!

– Да кто вы такая? – Я пыталась удержать ее на пороге своей комнаты, не пустить ее внутрь.

– Я – техник жилконторы! – ответила женщина с необыкновенным апломбом и через мое плечо заглянула в комнату.

При этом в ее глазах вспыхнул хищный огонек, как у кошки, которая заприметила посреди кухни легкомысленную мышь и уже приготовилась к прыжку.

Тут я увидела на столе бумагу, которую подписала жуликоватая старушка Анна Викентьевна, и сунула ее под нос незваной гостье:

– Вот, видите? Я имею полное право жить здесь еще три месяца! Я все оплатила…

– Меня это не касается! – выдохнула тетка и попыталась вырвать у меня договор. – Вы должны освободить помещение в двадцать четыре часа, иначе я приму меры…

– И куда мне деваться? На улицу?

С этими словами я спрятала договор поглубже в карман: в нем была моя единственная надежда не оказаться без крыши над головой.

Она уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут за ее спиной раздался грохот, треск и топот, как будто по коридору неслось стадо обезумевших слонов. Тетка в песце попятилась и обернулась на шум, а я, наоборот, шагнула вперед и прикрыла за собой дверь своей комнаты – так оно надежнее.

По коридору бежал Федя.

Но сегодня я едва узнала его: волосы его стояли дыбом, из приоткрытого рта капала слюна, глаза были дико выпучены и вращались, как колеса буксующего мотоцикла, причем мне показалось – в разные стороны. Федина неизменная рубаха была расхристана, пуговицы вырваны с мясом, но самое главное – в руке он держал топор и размахивал им, как ветряная мельница лопастями.

– А-а-а! – завопил Федя, приближаясь к нашим незваным гостям, – не подходи! Всех зарублю! Всех, к чертям свинячьим, в капусту нашинкую! В капусту провансаль на салат, на винегрет!