Читать книгу "Восьмой грех - Филипп Ванденберг"

Кардинал Гонзага сидел на заднем сиденье ровно, словно египетская статуя. Глухим голосом он просипел:

— Мы должны быть на месте до рассвета!

— Я знаю, ваше преосвященство! — Альберто взглянул на мерцавшую зеленым светом приборную панель: часы показывали двадцать два десять.

В этот момент заговорил попутчик, сидевший рядом с Альберто. С тех пор как они выехали на автостраду А-1 за Флоренцией и направились в сторону Болоньи, монсеньор Соффичи, личный секретарь кардинала, не проронил ни слова. Джанкарло Соффичи не слыл молчуном, но в этой ситуации, чтобы скрыть волнение, он молчал как рыба.

Сначала Соффичи откашлялся, а затем, не сводя глаз со стоп-сигналов движущейся впереди машины, сказал:

— Позвольте заметить, ваше преосвященство. Никому не пойдет на пользу, если мы свалимся в кювет, — ни вам, ни тем более святой Церкви!

— Чепуха! — недовольно прошипел Гонзага и вытер рукавом черного пиджака вспотевшую лысину. Он плохо переносил жару душной августовской ночи.

Альберто время от времени смотрел на него, поглядывая зеркало заднего вида.

Ваше преосвященство, напрасно вы решили воспользоваться моей машиной. Ведь в служебной машине есть кондиционер, и все было бы не так плохо.

— Не ваше дело об этом рассуждать, — заявил Гонзага, даже не глянув на шофера.

Тут вмешался монсеньор:

— Да, большой черный лимузин с номером Ватикана! А еще полицейский эскорт с мигалками и сообщения в прессе: «Сегодня ночью его преосвященство кардинал курии Филиппо Гонзага ехал по автостраде из Флоренции в Болонью»…

— Замолчите! — крикнул кардинал, прерывая речь своего секретаря. — Ни слова больше. Я не жалуюсь. Мы сами решили, что так будет безопаснее всего. Трое мужчин, едущих ночью из Рима в направлении Бреннера, не вызовут подозрений. Basta.

— Хорошо придумано, ваше преосвященство, — извиняющимся тоном произнес Альберто.

Потом в машине снова воцарилось гнетущее молчание.

Альберто постоянно ехал со скоростью сто шестьдесят километров в час. Кардинал с заднего сиденья упрямо смотрел в ночь через лобовое стекло, где шарившие лучи фар с трудом выискивали дорогу.

Соффичи, мускулистый мужчина сорока лет (короткая стрижка, очки в золотой оправе), что-то беззвучно шептал, как будто молился.

— Вы не могли бы молиться про себя? — нервно попросил кардинал, и монсеньор послушался, перестав шевелить губами.

За Моденой, где шоссе А-1 поворачивало на запад, к Милану, а А-22 уходило на север, под рев мотора прозвучала мелодия «Аллилуя». Она исходила из кармана пиджака Соффичи. Секретарь нервно нащупал мобильник и, взглянув на экран, повернулся в сторону заднего сиденья:

— Это вас, ваше преосвященство!

Гонзага, который в мыслях, казалось, находился где-то далеко, потянулся за телефоном, не взглянув на секретаря:

— Дайте сюда!

Наконец он приложил трубку к уху.

— Pronto![2]— Мгновение кардинал молчал, потом коротко ответил: — Я понял кодовое слово. Надеюсь, мы уложимся в срок. Я чувствую себя в роли египетской мумии, как этот… — Он запнулся.

— Тутанхамон! — подсказал с переднего сиденья Соффичи.

— Точно. Как Тутанхамон. Ну, с Богом. — Кардинал Гонзага вернул мобильник секретарю и глухо произнес: — Если ничего не выйдет, можете поставить другую мелодию.

Секретарь обернулся:

— Но что может пойти не так, ваше преосвященство?

Гонзага театрально воздел руки, будто хотел пропеть Теdeum,[3]но его слова прозвучали кощунственно:

— Немногим больше того, что сделал для нас Иисус. Не удивлюсь, если наш план провалится в самый последний момент.

Некоторое время в машине царило тягостное молчание. Наконец Гонзага прошептал, будто кто-то сейчас мог подслушать их разговор:

— Кодовое слово — «Апокалипсис 20:7». Альберто, вы меня поняли?

— «Апокалипсис 20:7», — повторил шофер и уверенно кивнул. — В котором часу нас ждут?

— В три тридцать. На всякий случай еще до рассвета.

— Madonna mia, как же я смогу это сделать?

— С Божьей помощью. Дави сильнее на газ!

Автобан тянулся бесконечной ровной лентой по долине вдоль реки По. Ночь и монотонный гул мотора навевали сон. Даже Альберто пришлось бороться с усталостью. Но затем он вспомнил о цели поездки. Абсурдная авантюра, в детали которой, кроме кардинала, были посвящены лишь он и монсеньор Соффичи.

После долгого молчания кардинал Гонзага вновь обратился к секретарю:

— Это кодовое слово очень символично. Вы знаете текст «Откровений»?

— Конечно, ваше преосвященство.

— И седьмой стих двадцатой главы?

Соффичи осекся:

— Как раз сейчас этот стих не приходит мне на ум, но все остальные я могу цитировать на память.

— Вот, Соффичи, теперь вы знаете, почему дослужились лишь до монсеньора и не выше.

— Позвольте сделать замечание, ваше преосвященство. Я очень рад и тому титулу, который мне положен по моей должности!

Гонзага привык подобным образом оскорблять своего секретаря, и Соффичи оставалось отвечать на такой вызов лишь мысленно.

Душный воздух в машине был пропитан запахом «Роит Monsieur» от Коко Шанель. Эту туалетную воду Гонзага покупал в превосходном бутике на ватиканском вокзале и натирал ею лысину, следуя совету одного церковного служки из Санта-Мария Маджоре. Как-то после очередной литургии тот под большим секретом поведал кардиналу, что это якобы должно вызвать рост волос.

Даже в темноте было видно, как секретарь в такт своим мыслям невольно покачивал головой.

— Я скажу вам, что написано в седьмом стихе двадцатой главы! — сказал кардинал.

— Не нужно, — перебил его Соффичи. — У меня этот стих лишь на секунду вылетел из головы. Он гласит: «Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей…»

— Браво, монсеньор, — сдержанно произнес Гонзага. — Но я все равно не вижу никакой связи с нашей миссией.

Альберто, с самого начала посвященный в тайную операцию, сдержал улыбку и постарался сосредоточить внимание на машине, которая вот уже тридцать километров неотрывно висела у них на хвосте. Каждый раз, когда он пытался ехать быстрее, этот неприятный попутчик тоже прибавлял газу. Если Альберто сбавлял скорость, так же поступал и водитель ехавшего позади них автомобиля.

Чтобы отвязаться от настырного преследователя, Альберто увеличил скорость.