Читать книгу "Теория Гайи - Максим Шаттам"

Речь идет о выживании человечества.

2

Оставив машину на стоянке, трое ученых взяли дорожные сумки и пошли к главному входу в аэропорт.

— Я собирался впопыхах. Надеюсь, нам выдадут полотенца, — пошутил Бен.

— Кстати, а что тебе посоветовали взять с собой? — поинтересовался Петер.

— Теплую одежду. Сказали, что работать будем где-то в горах.

— Мне сказали то же самое.

— А мне нет, — вмешалась Эмма. — Мне велели взять легкую одежду для жаркого климата и удобную обувь, потому что придется много ходить.

— Я потребую, чтобы нам дали хотя бы минимум информации, прежде чем ты уедешь, — решительно заявил Петер. — Нельзя же просто взять и отправиться на другой конец света, не получив никаких объяснений!

Эмма видела, что муж нервничает. Она изучала его уже почти пятнадцать лет и знала каждую его интонацию, каждый жест и взгляд. Эмма называла это «второй любовной фазой». После знакомства и страсти («первой фазы») начинается следующий период, когда, чтобы сохранить отношения, нужно по-настоящему изучать другого человека и научиться любить его, не становясь навязчивым. Это самый сложный этап: постоянный контакт с другим человеком приводит к тому, что вы сначала расслабляетесь, а потом начинаете раздражать друг друга, если только не будете постоянно работать над собой. Эмма привыкла анализировать все, с чем имела дело. И это помогало сохранять их семью, делало их единым целым и у многих вызывало зависть.

Невысокий полный мужчина лет сорока, со светлыми, безупречно уложенными волосами, в очках в тонкой оправе, поджидал их у стеклянной двери. Он был в спортивной обуви, свитере и вельветовых брюках и потирал замерзшие руки.

— Франсуа Жерлан, из Европейской комиссии, — представился он. — Будем знакомы.

Они обменялись рукопожатиями, и Бен указал на свою машину:

— Могу я ее здесь оставить?

— Давайте ключи, я попрошу переставить ее на другую стоянку. Ну что вы, никакого беспокойства! Мне самому не по душе вся эта таинственность, но будьте уверены, на это есть причины. Мы еще обо всем поговорим, у нас будет достаточно времени в самолете. А сейчас график поджимает, нужно торопиться… — Он взглянул на Эмму: — Особенно вам, доктор.

Вслед за Жерланом они вошли в здание аэропорта.

— Если я правильно понял, моя жена покидает Францию, а мы едем в Пиренеи? — спросил Петер.

— В Пиренеи, совершенно верно! Я потрясен вашей сообразительностью. Вчера вечером я только упомянул юг Франции и сказал, что мы будем работать в горах… Что касается вас, доктор Де Вонк, — добавил он, обращаясь к Эмме, — тут все несколько сложнее. Вообще-то, вы не покидаете владений Франции, но… Вы все поймете в самолете. — И, улыбнувшись, добавил: — Наверное, непросто, когда вас обоих зовут доктор Де Вонк?

— Ко мне чаще обращаются «профессор», — сказал Петер.

Они шли по пустому длинному коридору, залитому белым светом.

— Господин Жерлан, — начал Петер, — мы пока не задали ни одного вопроса. Но не кажется ли вам, что пора объяснить, куда мы направляемся? Мне не нравится, что моя жена едет неизвестно куда и я даже не буду знать, где она находится. И мне все равно, чья это идея — Европейской комиссии или чья-то еще.

— Я как раз собирался все объяснить…

Они остановились у стойки, за которой стояла молодая женщина в английском костюме. Жерлан протянул ей ключи от машины Бена. Она забрала у всех удостоверения личности, просканировала и вернула, ослепительно улыбнувшись.

Жерлан тут же повел их за собой по другому коридору.

— Я еду вместе с вами, профессор — сказал он Петеру. — Вы успеете удовлетворить ваше любопытство.

Петер остановился, взял Жерлана за локоть и заговорил совсем другим тоном:

— Вы серьезно думаете, что мы сядем в самолет, который отправляется неизвестно куда? До сих пор мы делали все, что вы нам говорили, но теперь хватит! Выкладывайте!

Эмма еле заметно усмехнулась. Она уже давно ждала, когда Петер взорвется. Люди нередко пытались манипулировать им, введенные в заблуждение его невозмутимостью, но продолжалось это только до тех пор, пока он не проявлял свою истинную натуру и крутой характер.

Застигнутый врасплох, Жерлан моргнул и что-то пробормотал. В это время они вышли на бетонную площадку аэропорта. В пятидесяти метрах от них уже ревели двигатели двух частных самолетов.

— Ваша жена едет во Французскую Полинезию… — Жерлан пытался перекричать шум двигателей.

— Я не знала, что там велись раскопки, — удивилась Эмма.

— Раскопки? — переспросил Жерлан. — А… понимаю… Но это не то, что вы думаете. Ваше задание не имеет отношения к…

Эмма удивилась:

— Послушайте, я палеоантрополог, и если там нет…

— Мой коллега вам все объяснит на месте, — коротко ответил Жерлан.

Он повел их к «фальконам»,[8]рядом с которыми уже стояли бортпроводники. Жерлан указал Эмме на ее самолет.

— Не волнуйтесь, — сказал он, обращаясь к Де Вонкам, — вы сможете пообщаться, когда долетите. Сожалею, что все так внезапно и загадочно, но это, увы, необходимо.

Бен поднял брови и пробормотал что-то язвительное, но его слова потонули в рокоте турбин. Он обнял и поцеловал сестру на прощание. Петер тоже крепко обнял Эмму.

— Я позвоню, как только приеду, — успокоила она его, — и если мне не понравится то, что Европейская комиссия мне предложит, я сразу вернусь домой.

— Только без глупостей, — сказал Петер. — Вчера вечером мы думали, что это будет забавным приключением, но теперь мне все это нравится все меньше и меньше.

Они еще раз обнялись, бортпроводник забрал сумку Эммы, и Жерлан подошел к Де Вонкам:

— Доктор, в самолете вы найдете конверт — в нем ответы на некоторые вопросы. Сожалею, что не смогу полететь с вами, но в Папеэте[9]вас встретят. Приятного полета.

Не успела Эмма ответить, как Жерлан уже потащил Петера к другому самолету. Трап убрали, дверь закрылась. Стюардесса проводила Эмму к удобному креслу и предложила шампанского.

— Нет, благодарю, еще слишком рано.

Перед ней на столике лежали маленький ноутбук и конверт из плотной коричневой бумаги. Эмма посмотрела в иллюминатор, пытаясь разглядеть мужа и брата. Все произошло так быстро… То ли у Жерлана времени было в обрез, то ли он старался избежать лишних вопросов.

Вероятно, и то, и другое…

В иллюминатор был виден только нос второго «фалькона», и Эмма решила прочитать письмо.