Читать книгу "Евангелие от Тимофея - Николай Чадович"

– Откуда тебе Настоящий Язык известен? – поинтересовался Яган. Не знаю, чего в его голосе было больше – восторга или подозрительности?

– Отец когда-то научил.

– А он случайно не Отступник?

– Не знаю. – Такой поворот беседы совсем не устраивал меня. – По крайней мере, он про это ничего не рассказывал.

– А сейчас он где? – не отставал Яган.

– Пропал, – соврал я. – Может, в Прорве давно, может, бродит где-то.

С великим сожалением Яган заметил, что нам здорово не повезло. Ах, почему мы не встретились раньше! Какая польза была бы обоим. Он с моей помощью мог бы стать Душевным Другом, поющим о трех вечных стихиях (как я догадываюсь, это что-то вроде должности придворного поэта или министра культуры). Да и я бы не прогадал. Не колодку бы сейчас таскал, а офицерские трусы, возможно, даже с орденами.

Я, в свою очередь, поинтересовался, отчего такая несправедливость: песни мои, а Душевным Другом будет он?

– Кто же тебя Душевным Другом назначит? – искренне удивился Яган. – Душевный Друг – должность, и немалая. Тут и происхождение соответствующее требуется, и связи, и заслуги, да и провинность на тебе немалая должна лежать!

– А провинность-то зачем? – настал мой черед удивиться.

– Ты меня когда-нибудь до смерти уморишь своими вопросами. Ну и что тут непонятного? Кто же тебе доверять будет, если ты ни в чем не провинился? Кто начальником над тобой согласится быть? Попробуй найди на тебя управу, коль прошлой вины нет. А если, скажем, твой смертный приговор у начальника в мешке лежит, ты изо всех сил стараться будешь. Потому как знаешь – чуть что, тебя за ноги и в Прорву. И все по закону. Никто не придерется. Мне, считай, повезло, что я до того, как сюда попал, всего вечную каторгу имел. Еще только собирался большое злодейство учинить.

– А в колодники тебя за что упекли? – спросил Головастик.

– За ерунду. Я жабу съел.

– Не понял! – вырвалось у меня.

– Жабу съел! – прокричал Яган мне в ухо. – Ты что, глухой?

– Съел, а дальше?

– А дальше ерунда получилась. Сам ведь знаешь, что жаб есть строжайше запрещено. На это дело специальный указ имеется. Но на самом деле их все жрут, будь здоров! Главное, не попадаться. Вот собрались мы однажды с приятелями, поболтали. Потом гляжу, жабу несут. Да такую аппетитную! Ну, думаю, свои все кругом, чего бояться! Да и не в первый раз. Лапку даже не успел обглодать – стража вваливается. Все сразу на меня показали. Приятели, называется… Наверное, специально подстроили…

– Да, жаба – это вещь! – согласился Головастик, сглатывая слюну.

Сверху на веревке спустилась бадья с едой. Мы торопливо расхватали лепешки, которыми полагается черпать полужидкое варево. Как всегда, самая толстая лепешка досталась Ягану, но на этот раз возражений со стороны Головастика не последовало. Наконец-то у них нашлась общая тема для разговора. С упоением и сладострастием оба вспоминали, как и при каких обстоятельствах им приходилось лакомиться жабами. Слава Богу, мир в нашем маленьком коллективе восстановлен.

В траншее стало быстро темнеть, и мы, вымыв бадью, устроились на ночлег.

Ну вот, еще одни сутки миновали. Последователи Лао-Цзы рекомендуют всегда благословлять день прошедший и радоваться дню наступающему. Я же, слабый и суетный человек, проклинаю прошедший день и страшусь дня наступающего. Что будет, если именно завтра рухнет этот треклятый ветвяк? А вдруг ночью меня зарежут упившиеся до безумия служивые, или склюет на рассвете косокрыл, или сволокут на свой шабаш Незримые? Тысячи коварных «если», от которых зависит моя жизнь. В такую ловушку не попадал еще никто из рожденных на Земле людей. Впрочем, нет! Тут я как раз ошибаюсь… По крайней мере кто-то один уже побывал здесь… Рука его, бесспорно, ощущается в архитектурном замысле этой грандиозной мышеловки… Великий Зодчий… Прозорливый Зиждитель… Я должен пройти по твоему следу…

Проснулся я от раздавшегося прямо над моим ухом жуткого вибрирующего воя. Трудно было даже представить себе, какое существо могло его издавать, – столько первобытной тоски и тупой, бессмысленной жестокости было в этом глухом, монотонном звуке. Спустя несколько секунд где-то в стороне раздался ответный вой. Над траншеей промелькнула темная фигура. Какой-то твердый предмет со стуком скатился вниз, и болотник быстро схватил его. И почти сразу слева и справа от нас засвистели, завыли сделанные из берцовых костей дудки. В лагере забегали и заголосили служивые.

Нечто похожее уже было однажды на моей памяти. Хорошо помню мутную туманную мглу, слегка подсвеченную блуждающими огоньками мотыльков-светоносцев. Это была одна из первых моих ночей здесь. Нестерпимо болели стертые в кровь ладони. Я не спал и чувствовал, что мои товарищи по несчастью тоже не спят. Тоска, неизвестность и тревожное предчувствие терзали душу. Шум, внезапно поднявшийся в лагере, не удивил меня – я тогда просто не знал, чему здесь удивляться, а чему нет. Траншея в то время была еще совсем неглубокой, примерно в три-четыре моих роста. Поэтому я сумел неплохо рассмотреть высокую зыбкую тень, бесшумно появившуюся со стороны лагеря. Казалось, она не шла, а медленно плыла в изменчивом, завораживающем сиянии ночи. Даже не замедлив мягких, скользящих шагов, призрак прыгнул прямо через наши головы, не долетев до края траншеи, завис в воздухе, немного потоптался в пустоте и затем канул во мрак. Как запоздалое эхо, совсем с другой стороны донесся шорох осыпающегося в траншею мусора.

– Кто это был? – шепотом спросил я.

– Незримый, – так же шепотом ответил мне Головастик.

– Сказки это. – Хоть Яган и старался говорить спокойно, страх отчетливо ощущался в его словах. – Нет на свете никаких Незримых.

– Это вы так решили? Только Незримые про то ничего не знают и ходят себе, где хотят! – Головастик презрительно сплюнул. – Они с человеком что хочешь могут сделать. А сами – как туман. Никаким оружием их не достать.

– Может, оно и так. – Яган был хоть и смущен, но не сдавался. – Да только вслух об этом говорить не полагается.

– Таким, как мы, можно. Хуже, чем сейчас, нам только в Прорве будет…

…От воспоминаний меня отвлек близкий звук дудки. По-видимому, служивый порядочно трусил, иначе зачем трубить, спускаясь в траншею. В левой руке он держал ярко пылавший обрубок смоляной пальмы. Хочешь не хочешь, а нам пришлось стать перед ним во фрунт.

Служивый, сопя, как рассерженный носорог, посветил факелом во все углы, потом стал так, чтобы наши сложенные в кучу топоры оказались у него за спиной, и только тогда сказал:

– Ну, чего бельмы пялите? Отвечайте быстро: был здесь кто-нибудь чужой?

– Нет, – сказал болотник. Наверное, это было третье или четвертое слово, произнесенное им здесь.

– Тебя, голозадый, не спрашивают. Пусть он говорит. – Служивый ткнул факелом в сторону Головастика.

– Спал я, – буркнул тот. – А если интересуешься, что во сне видел, могу рассказать…